Белое братство - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Пахомова cтр.№ 59

Мирослав вспомнил приватный разговор Роднянского и Стрельникова, когда профессор действительно пытался настоять на поездке в госпиталь. Вспомнил он и обрывок фразы из того разговора, который до него донес ветер. «Любой ценой…» – сказал тогда Стрельников.

– Ну вы, неуловимый мститель, – раздался голос Владимира Сергеевича. – По вам большая сцена плачет. И вообще, в вашем возрасте надо серьезней относиться к здоровью, тем более к зрению. А если рептилии всякие мерещиться начинают, то вообще прямая дорога к психиатру. Ох, Анатолий, дорогой вы наш, Степанович, мне кажется, что наш разговор затянулся. Хватит, пожалуй, сантиментов. Если вас это утешит, могу сказать только, что ваш мальчик не такой уж и мальчик. Сеня – тот еще головорез. Тело его передано духам по всем правилам, стервятники, наверное, уже обглодали его до костей, теперь дело за хищными животными. Я устроил ему погребение сегодня днем, пока вы прогуливались по дюнам. Он откинулся километров через двадцать после Саги. Смерть его не была страшной, если вас это волнует, он тихонечко так хрюкнул – и все. Но я еще в Саге понял, что Сеня не жилец, поэтому отправил Чоэпэла в вашу машину, а сам сел в ту. Поэтому у нас и сломался джип. Наш водитель оказался жаден до денег и на редкость сговорчив. Мне, профессор, с самого начала было до жути интересно, что такая букашка, козявочка, будет предпринимать, чтобы излить, наконец, свой благородный гнев. Вы думаете, я взял вас в экспедицию, потому что расчувствовался от этих соплей: «Ах, мечта всей жизни. Ах, Тибет»? Ну-ну, конечно. Просто мне еще в Москве стало интересно, что же это наш Анатолий Степанович такое задумал. Вы так смешно хмурили свои облезшие брови и стреляли в меня блеклыми глазенками, будто искру пытались высечь. Это было забавно. Так забавно, что я не смог отказать себе в удовольствии досмотреть до конца это шоу. Неужели вы, умный, казалось бы, человек, хоть на секунду могли предположить, что я, Владимир Стрельников, могу так легко обмануться? Я?! Что я не вижу насквозь вашей малахольной душонки? Хотя, признаюсь, когда вы пустили в расход Сеню, я был удивлен. Я даже уважать вас начал немного, по-особому, по-стрельниковски. Совсем чуть-чуть. Даже не стал препятствовать. Все думал, что же вы дальше предпримете. Но, к сожалению, вы оказались нерасторопны, а времени на игры и забавы у нас больше не осталось – пришлось сорвать маски. Мне даже жаль, что вам не представилось возможности реализоваться в полной мере на пороге смерти…

– А я жалею только о том, что единственный раз за свою долгую жизнь не сдержался и рискнул так грубо вмешаться в божий промысел, кем бы ни был этот бог. Я хотел уничтожить гадину, но убил человека, ни в чем не повинного человека. Я столько лет посвятил попыткам проникнуть в суть религий. И в какой-то момент мне даже показалось, что я преуспел. «На всё воля Божья», «У каждого своя карма», «Всё в руках Аллаха»… Все об одном. Надо же было столько лет так остро чувствовать смысл этого, чтобы усомниться на пороге смерти? Нельзя изменять себе. И я жалею об этом. Не о том, что потопил свою смерть, а о том, что умру искушенным.

– То есть вы уже не горите желанием меня укокошить? – куражился Владимир Сергеевич.

– С тобой, Стрельников, в свое время расправится тот, кто тебя создал. Не я. Я свой урок усвоил, высший промысел не обхитрить. Наверное, даже если бы я стрелял в тебя в упор, то чертова пуля пролетела бы мимо. У каждого свой срок и своя обязательная программа. И то и другое определено не нами, и не мы, простые смертные, можем этот замысел переиначить. Мы можем лишь постигать то, что должно, либо возвращаться к началу. Если вы, такие, как ты, существуете, то, наверное, зачем-то это нужно. В конце концов, все мы, так или иначе, играем какую-то роль в жизнях тех, с кем пересекает нас судьба, или карма, если хотите. Все мы друг для друга либо учителя, либо мучители, спасители или каратели. А иногда просто исполнители чьего-то высшего приговора, о чем сами не ведаем. И, возможно, приговор этот заключается не в возмездии, а в освобождении. Вот ты с Чоэпэлом и парой слов не обмолвился, а сыграл самую важную роль в его судьбе. Слабое утешение, но, может быть, и Семену этот срок был предначертан, а я лишь случайно выбранное орудие?

Роднянский замолчал, осекся. Он уже не смотрел на Стрельникова, а вглядывался куда-то в темноту. Да и говорил теперь, казалось, сам с собой.

– Ужасно банальные вещи говорю я на пороге смерти, – снова начал он и даже усмехнулся. – Вот уж, действительно, стоило ли на профессора выучиваться, чтобы закончить жизнь с таким простейшим монологом. Хотя, возможно, так и должно быть, чтобы в конце земного пути с обжигающей ясностью осознавать самые простые, примитивные истины. Простые настолько, что всю жизнь на них и внимания не обращаешь, потому что ищешь знания более достойного твоего выдающегося ума. И вся твоя жизнь, долгая, мучительная, дается лишь для того, чтобы вернуться к азам, примитивным, как горчичное зерно, и все же понять и прочувствовать их по-настоящему.

– Мне будет не хватать ваших долгих философских монологов, Анатолий Степанович. Не вдаваясь в дискуссии, замечу коротенько, что это вы, малахольные, исполняете чью-то волю, а я вершу свою.

– Ты в этом уверен?

– Конечно уверен. Этим и отличается избранный от простого смертного – правом вершить судьбы. Роднянский, вы слишком драматизируете жизнь и смерть. Люди плодятся, как тараканы, имя им – легион.

– А ты, значит, особенный? Не слишком ли значительную роль ты себе отвел? Ведь я не ошибся – эти две души, по-твоему, недостаточная плата, чтобы открыть вход в Олмолунгринг? Ты же уверен, что кровожадным бонским духам нужна более значимая жертва, царское подношение – сотни, тысячи людей?

Стрельников молчал, но в лице его что-то неуловимо изменилось. Было похоже, что пламенные речи Роднянского перестали его забавлять. Он снова взялся за рукоять пистолета.

– Ну вот что, профессор… – заговорил он серьезно, без иронии. – Мне кажется, мы тратим слишком много драгоценного времени на словоблудие. Исключительно из уважения к вашим непокорным сединам я предлагаю вам выбор. Вы можете пройти наш маршрут до конца, но молча, или навсегда остаться на этом самом месте…

– Да ты совсем рехнулся, что ли? – Погодин резко встал, намереваясь выхватить у Стрельникова пистолет и как следует тряхнуть за грудки.

Но Владимир Сергеевич, похоже, ожидал такого поворота событий. Резкое движение не застало его врасплох, не вынудило отшатнуться. Он просто размахнулся и с оттягом двинул Мирославу по скуле рукой, в которой была зажата рукоять «Беретты». На секунду Погодину показалось, что голова его лопнула и из разломов черепа вырвался наружу ослепительно белый свет. А потом наступили темнота и безвременье. Последнее, что он услышал, проваливаясь в забытье, были слова Стрельникова: «Ну, и где этот чертов Лама?»

Света бросилась прочь из квартиры в чем была – в топе на тонких бретелях, свободных домашних брюках из тонкой, летящей ткани, с распущенными волосами, которые разлетелись от сквозняка в проеме двери, как крылья испуганной птицы. Все, что она успела прихватить, – сумочку и связку ключей. «Лимитчица… Вот сука!»