Белое братство - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Пахомова cтр.№ 39

– Вот уж, действительно…

– Я извиняюсь, конечно, но что там все-таки с Кайласом? – в очередной раз вмешался Мирослав.

– С ним все проще, чем с вашим дядюшкой, – сказал Роднянский. – Дело в том, что древняя бонская карта Шамбалы указывает именно на район Кайласа. Согласно бонским источникам в древности на территории между Западными индийскими Гималаями, Лхасой и Трансгималаями располагалась страна Шан-Шун. Она делилась на три части. Шан-шун го располагалась к северо-востоку от Кайласа, Шан-шун пар простиралась от Кайласа на запад вплоть до Афганистана. А в центре, то есть непосредственно в районе Кайласа, находилась Шан-шун бу – это и была священная Олмолунринг, или Шамбала. Об этой карте я узнал в семидесятом году в Индии непосредственно от ламы Ринпоче бон-по. Он, как и многие другие тибетцы, был вынужден бежать с родины в начале пятидесятых годов прошлого века, спасаясь от китайских репрессий. Покидая страну, он пытался вывезти древние бонские рукописи, которые хранились в монастыре, где он был настоятелем. Китайцы тогда безжалостно уничтожали тибетское наследие – монастыри, древние святыни, священные тексты. Он хотел спасти, что мог, но унести все не получилось – древний свиток с картой Шамбалы был утерян. Но, добравшись до Индии и кое-как обустроившись, первым делом он стал восстанавливать утерянные сведения. Так появилась карта Шамбалы, которую по указаниям ламы рисовал индийский художник. Я видел эту карту своими глазами. Об этом я писал в одной из своих книг. Не знаю, доводилось ли вам интересоваться моим творчеством.

– Я читал ваши труды, Анатолий Степанович. Правда, в довольном юном возрасте, – признался Погодин.

– Лестно слышать. Но есть и то, о чем я не упоминал в своих работах. Лама Ринпоче рассказал мне тогда о карте и еще кое-что. Собственно, за этими сведениями и пришел ко мне в свое время Владимир Сергеевич, – Мирослав снова увидел в зеркале заднего вида глаза Стрельникова. – Он рассказал, что один из знаков, говорящий о близости Олмолунринга, – дерево с красными цветами, которое называется Пемидумпо. Между деревом и скалами должно быть большое озеро. Если двигаться на север от этого опознавательного знака, то можно найти проход. Якобы именно через этот проход Шенраб пришел из Тайной страны в Тибет по дороге, идущей на запад. Место, где растет дерево и стоят скалы, называется Мелха.

– И вы всерьез воспринимаете эти указания? – несколько удивленно спросил Погодин.

– А почему бы нет? – весело отозвался Стрельников.

– Да уж. Это, конечно, не GPS-навигация, – крякнул профессор. – Тем не менее не стоит забывать, что бон появился раньше буддизма, да простит меня наш досточтимый Лама Нима Ринпоче, – Роднянский покосился на ламу так, будто тот мог понимать русскую речь. Нима Ринпоче не отреагировал, он перебирал в руках четки и что-то тихо бормотал себе под нос, ни на кого не глядя, поэтому профессор продолжил: – Из этого следует, что именно бонцы впервые заявили о Тайной стране, а буддисты, в частности ламаисты, вероятно, подхватили эту легенду, так же как они позаимствовали и ассимилировали ряд бонских ритуалов. Это дает основание полагать, что бонская карта Шамбалы, действительно, хранила в себе ценную информацию. Любопытно еще и то, что этой картой в свое время заинтересовался мой коллега, Лев Гумилев. После того как тибетцы пережили варварское покушение на их святыни, некоторые хранители знаний поняли, как уязвимо их наследие, – свитки, существующие в одном экземпляре, легко утратить, а вместе с этим навсегда исчезнут и знания, которые в них хранятся. Поэтому бежавшие из Тибета ламы создали собрание сочинений, которое впоследствии было опубликовано как «Тибетско-шашунский словарь». В нем была приведена и отрисованная заново карта Олмолунгринга. Мало кто всерьез заинтересовался ей, но Гумилев счел карту по-настоящему достойной внимания. Он взялся скрупулезно изучать сведения, приведенные в ней, и написал работу «Страна Шамбала в легендах и истории». Он писал, что на первый взгляд карта кажется фантастической, но, установив примерный период ее создания (по его мнению, она была нарисована около двух тысяч лет назад), Гумилев сумел расшифровать сначала несколько названий древних городов, а потом и другие. В итоге он пришел к выводу, что древний географ изобразил на карте империю Ахеменидов, существовавшую в древнем мире, в состав которой входила и Сирия. Помните, я уже говорил, что он в итоге перевел слово Шамбала как «господство Сирии», что в те времена, соответствовало действительности.

– Тебе поэтому Сирия не дает покоя? – спросил Мирослав Стрельникова.

– Мне не дает покоя то, что Шамбалу ищу не я один. Просто я склоняюсь к тому, что искать ее надо в Тибете, а конкуренты мои, видимо, больше верят Гумилеву. И мне не терпится узнать, кто же из нас прав. Ты же знаешь, Мирослав, конкуренция вызывает во мне азартное чувство.

Поговорив со Светой и отказавшись провести приемы, Вадим Сигизмундович поплотнее закрыл дверь в комнату, которую называл «своей», и погрузился в мыслительно-аналитический процесс.

После того как он стал знаменитым на всю страну «экстрасенсом» и приступил к исполнению контракта, обязавшего его в течение минимум трех лет принимать клиентов в магическом салоне, отрабатывая незаслуженную популярность, у него появилось возможность улучшить жилищные условия. Не прошло и года с начала экстрасенсорной деятельности, как он переехал из своей «однушки» за МКАДом в просторную трешку неподалеку от Садового кольца. Инвестиция в недвижимость казалось ему самым грамотным распоряжением нечаянным богатством. Заключая сделку по покупке квартиры, он испытал облегчение, будто спрятал деньги в надежное место и теперь за них можно больше не переживать.

Но обживать просторы самостоятельно довелось не долго – в его жизни появилась Света. Он сам не заметил, как его зубная щетка обзавелась постоянной парой, в шкафчиках стали обнаруживаться странные вещи вроде утюжка для волос и восковых полосок. Поскольку Успенский не имел навыка уверенного сопротивления, то присутствие пассии на его территории вскоре стало нормой. Все, что ему удалось отстоять, – одну комнату, которую он в порыве храбрости провозгласил личным пространством. Все остальные помещения в квартире под напором Светы стали для них общими.

В свою комнату Успенский удалялся тогда, когда ему нестерпимо хотелось почувствовать себя собой – ну или хотя бы приблизиться к этому ощущению. Со временем Светы с ее стратегиями и тактиками в его жизни стало так много, что он переставал помнить себя, и моментами это ощущение рождало в нем пугающую своей безликостью пустоту.

Личная комната была не самой большой в квартире и окна ее выходили на теневую сторону, зато в ней Успенскому было спокойно. Здесь он обставил все по своему вкусу, точней, не по вкусу даже, а по наитию. Непреднамеренно он почти в точности воссоздал на этом пространстве комнату своего детства с письменным столом у окна, на котором неизменно лежала стопка каких-нибудь книг. Не то чтобы Успенский читал запоем, но вид книжных корешков, желательно потертых, с историей, сложенных несколько небрежно, считал обязательной составляющей уюта. В другом углу, по диагонали от стола, разместился небольшой бежевый диванчик. Здесь же вдоль двух смежных стен тянулись полки, заставленные не только книгами (по большей части еще из родительской библиотеки), но и разными трудно опознаваемыми приспособлениями, на которых он упражнял свою инженерную мысль. Никто, кроме него, не мог понять, что по итогу должно получиться из этих странных конструкций, да и сам Вадим Сигизмундович не всегда сходу мог вспомнить, какая именно идея когда-то давно вдохновила его настолько, что он взялся собирать такую нелепую штуковину, но так и не закончил.