По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 235

Страница

Сунь-цзы, «Трактат о военном искусстве» (V в. до н. э.). Из книги Н.И. Конрада «Избранные труды» (ХХ в.)

Совсем не зря единая для всех земля делится людьми на страны, заселенные разными народами. Иная страна – иная в ней и жизнь. С первого же дня, как Алтынай ступила на землю уйгуров в качестве невестки, для нее началась совершенно иная, трудная, ничем не похожая на прежнюю жизнь.

Выдержала, может, только благодаря науке бабушки, которая, предвидя все это, заранее приучала ее к суровой, почти неизбежной судьбе ханских дочерей – стать невесткой, мужней женой в чужой стране. И эта наука теперь стала ее главным щитом. Не сказать, чтобы избалованная, но никогда в прежней жизни не слышавшая грубого слова, повышенного тона, не видевшая косого взгляда, она вдруг оказалась совершенно одна в чужом краю, если не считать взятой с собой немногочисленной прислуги да приписанных, в качестве постоянного сопровождения и охраны, двух мэгэнов своих воинов.

Не зря ее третья молодая мать Усуйхан-Хотун, оставшаяся главой Ставки вместо умершей бабушки, сразу же заподозрила что-то неладное, едва увидев нареченного уйгурского жениха хана Барчука – по некоторой суетливости поведения, отсутствию должного ханского достоинства, неприбранной внешности, даже по тому, что он не смотрит почему-то никому в глаза… И раньше всех сделала предположение, что дома у нового зятя не все благополучно, что-то там творится малоприятное, иначе с чего бы такой прибитый вид у хозяина, почему он робок так и невнятен в словах и поступках…

Тут же весьма срочно организовала она отправку к уйгурам людей, с заданием разузнать как можно больше и подробней о жизни и обстановке в их ставке, и те довольно скоро вернулись с недобрыми новостями.

Со дня смерти отца, в пятилетнем еще возрасте, сел Барчук на ханский ковер, но страной на самом деле управляла его мать, властная и своевольная. Когда же ему минуло двадцать, умирающая мать женила его на тридцатилетней женщине себе под стать, беспокоясь, конечно, что выросший под ее игом безвольный сын сам не справится с управлением. Она, можно сказать, передала бразды правления своей невестке, и та сразу и крепко взяла Барчука в свои руки. Так он и остался правителем без власти, вот и мялся, не зная толком, что сказать невестиной родне о своей предстоящей жизни с новой женой, стыдясь, что по возвращению в ставку откроется его неспособность распоряжаться даже самым малым…

Расспросив посланцев об этих и других невеселых подробностях жизни уйгурской ставки, все четверо старших и младших матерей Алтынай собрались на совет. Никогда раньше не попадавшие с дочерьми в такое положение, все они жалели свою любимицу, горевали о незадавшейся с самого начала жизни ее, четырнадцатилетней, некоторые еле сдерживали слезы. Все сидели и молчали. Конечно же, думали об одном и том же: как найти предлог, чтобы разорвать помолвку, хотя понимали, что это невозможно при всем их желании.

Наконец Усуйхан-хотун подрагивающим от сдержанного волнения голосом вынуждена была сказать безжалостные слова, которые никак не хотела, но обязана была, как старшая, донести до всех:

– Мы ничего не можем сделать… Как говорят у нас, слово дано – голова отдана… Во-первых, понятно, что в такое сложное время нельзя отступаться от данного слова. Если хан возьмет обратно данное обещание, кто нам потом будет верить?.. Во-вторых… А во-вторых, просто тяжело…

– И что, мы должны толкнуть девушку на мучения, заранее зная об этом?! – горячилась молодая Хулан. – На что это похоже? Пусть даже ради Ила, за который взрослые мужчины, воины умирают… Но разве правильно жертвовать судьбами своих детей, тем более – ханских? Разве не для того, чтобы они имели счастливый завтрашний день, укрепляется Ил?! Давайте найдем какой-нибудь выход, чтобы не отдавать нашу Алтынай этому слабаку, который позволил жене сесть на голову себе! Давайте скажем ему прямо: мы выяснили, что ты не достоин взять в жену любимую дочь правителя правителей, так что о сватовстве будем говорить потом и совсем на другом уровне. Пусть после этого попробуют обижаться, оскорбляться! И уйгуров надо поставить на место!

– Не надо, деточки, кидаться такими резкими, опасными словами, – сказала Хотун Борте, как-то виновато оглядывая всех. – Мы женщины, мы обязаны стараться любыми способами сглаживать острые углы, которых и без нас хватает у мужчин. Потому что все это потом может вернуться к нам, нашим же детям. Добро – добром, а зло – злом… Никогда ни к чему хорошему вражда не приводила, так что нужно искать добрые слова, найти мудрое решение. Хотя я даже и предположить не могу, где и как их искать. Внуки выросли – выросли и заботы, времени на раздумья не оставляют. Так что не ждите от меня какого-то решающего всё совета. Скажу только свое мнение: нужно спасать наше дитя… И какое ни примем решение, так и быть, я берусь довести его до хана, мне-то не привыкать к его гневу…

Но как пойти против решения и слова отца, великого хана? Выжидающее молчание повисло в сурте, и хотя все они вместе растили-холили и воспитывали Алтынай как родную дочь, но ждали теперь, что скажет мать, родившая ее – Усуй. А она, дородная и невозмутимая, по лицу которой никогда нельзя было догадаться, о чем думает, и на этот раз не торопилась говорить, скорбно поджав губы и опустив глаза…

– Каждый на этот свет рождается со своим назначением, с какой-то целью, о которой он и сам не знает… – охрипшим голосом начала, наконец, Усуй-Хотун, и стало видно впервые, может, как трудно даются ей эти слова. – И почти никогда желания человека не совпадают с этим, ему назначенным. Но делать нечего, приходится нам подчиняться ей, судьбе… Мы слабы, а она сильна, да. А когда проходит время, оглядываешься и видишь, что все вроде получилось так, как должно было случиться, все вроде стало на свои места… Алтынай будет нелегко, ох как трудно будет дочке… Но, видно, ей назначено это отцом Небесным – Тэнгри, и против него воля наша бессильна, и не надо нам противиться Ему, Его повелению. Пусть едет дочка исполнять Его волю, а не нашу… А мы подумаем, как облегчить ей жизнь там, устроить, как поддержать…

Женщины подавленно молчали. И что за наказание это людям, вроде бы облеченным властью и силой, но не могущим поступить так, как хочется, как поступил бы без колебаний любой простолюдин, оберегая дитя свое… Да, многое дано им, но и столько ответственности возложено на плечи их, столькими писаными и неписаными законами связаны они, так ограждены со всех сторон жесткими рамками условностей и обычаев, что не пошевелиться порой… Так, наверное, думали они сейчас, не находя выхода, бессильные в высоком положении своем, со всем своим влиянием на дела в великом ханстве. Жестокая сила – власть, и не менее жестока она к правителям, чем к подданным…

Слова сестры для Усуйхан-Хотун были неожиданными, но в то же время и решающими, и она с невольным облегчением вздохнула, словно с ее плеч свалилась тяжелая ноша… И опять пришлось произнести ей тяжкие слова, с которыми никак не соглашалось ее сердце:

– Пусть будет так… Мы не можем поставить под сомнение слово хана, тогда бы это породило неуверенность в подданных, особенно в западной части Ила, и злорадство и сплетни средь врагов… Да, этого никак нельзя допустить. А Алтынай мы постараемся помочь – что мы, не в силах?!. Дадим ей два мэгэна! Тогда она сможет жить не в центральной ставке уйгуров, а будет кочевать по степи где хочет. Устроим так, чтобы наши охранные войска, которые там находятся в подвижном дозоре, время от времени посещали ее и представлялись ей как… как главе, правительнице уйгуров – да, именно так! Чтобы подчинялись только ей. Дадим этим уйгурам почувствовать свою силу, и это отобьет им охоту лезть к нашей дочке, впутывать в свои дрязги, хоть как-то обижать… К тому же все они зависят от торговли, без Шелкового Пути им не обойтись, а он, считай, под нашим надзором. Нет, мы заставим их считаться с Алтынай, признать ее. Я сказала!.. – И она склонила голову, сдерживая подступающие слезы, скрывая их. Нет, не смогла…

Страница