Он встал, и любому непосвященному стало бы сейчас ясно, что
перед ним король: он глядел, двигался и вел себя как человек, рожденный
царствовать над другими людьми. Теперь, ко всему прочему, ему предоставлялась
возможность во всем блеске проявить свою энергию, силу и государственную
мудрость. Он обладал бесценным даром завоевывать популярность, а монархия была
для него всем — осью, вокруг которой вращается жизнь целого народа.
Яков обладал крепким, сильным телом и живым, пытливым умом,
но над всем главенствовала его решимость править и властвовать, добиваться
исполнения закона и быть королем не только номинально.
Единственное, что терзало его сознание и мешало уснуть, —
мысль о том, где сейчас отец и что с ним. Больше всего на свете его
страшила мысль, что отец может погибнуть раньше, чем его отыщут и доставят к
нему. Он не хотел брать грех отцеубийства на свою душу, а потому разослал по
всем направлениям своих людей с категорическим приказом найти смещенного
монарха и доставить его в лагерь целым и невредимым.
И вновь он попытался вспомнить, что разбудило его ото сна.
Он заметил, что стопка бумаг на столе разворошена. У кого-то хватило наглости
зайти в его шатер, пока он спал. Король невольно ухмыльнулся. Либо это
отчаянная храбрость, либо отчаянная глупость; определить, что именно имело
место, не представлялось возможным. Странно, ведь в бумагах не содержалось
ровным счетом ничего, о чем незваный гость не мог узнать, прямо спросив об этом
их хозяина. Яков держал за правило всячески поощрять преданность и верность, и
мало кто не был об этом наслышан. Слабейшие хватались за это его качество как
за спасательный круг, сильнейшие могли вкушать его благоволение и любовь,
немало гордясь этим. Итак, это был кто-то, кому он всецело доверял, —
никто другой не осмелился бы войти в королевскую палатку. Придя к такому
выводу, Яков вздохнул и расправил плечи. Под его знаменами служили и люди,
оказавшиеся изменниками, и при их представлениях о чести они могли предать и
его самого, подвернись для этого благоприятный случай.
Он подошел к столу, взял лежавшие на нем бумаги и,
вернувшись к кровати, решил заново перечитать их. Подложив под спину несколько
подушек, он стал смотреть бумаги в том порядке, как они лежали. Ему доставило
глубокое удовлетворение сопоставление того, что он планировал, с тем, чего уже
удалось добиться.
Яков вспомнил о самом верном и самом надежнейшем из своих
подданных — Доноване Мак-Адаме. Ему он поручил самую важную задачу,
питая к нему особое доверие, которое тот не раз оправдал.
Как на ладони он увидел перед собой долины Шотландии и
гористый край, за которым лежала Англия. Подумал он о Данбаре и Хейлсе, двух
городах, из которых Данбар, укрепленный порт, являлся ключом ко всей Шотландии.
Верное чутье подсказывало ему, что Патрик Хепберн уже взял эти города, и ему самое
время идти на столицу — Эдинбург. Овладев в кровавой войне этими
ключевыми пунктами, далее он сможет распространить свою власть и на Глазго. Не
сомневался он и в том, что Донован Мак-Адам сумеет в полной мере оценить ущерб,
нанесенный стране мятежом, поможет ему восстановить прежнее благополучие и
создаст надежный фундамент для его царствования.
Нужны были люди вроде Донована, чтобы удержать под властью
короля пограничье. Вне всякого сомнения, в Англию уже во весь опор неслись
всадники с вестью, что мятежники под предводительством молодого принца одержали
сегодня победу, и теперь Англии, хочет она или нет, придется иметь дело с
человеком, занявшим трон прочно и надолго. Вместо пугливого и боязливого
союзника Генриху Тюдору придется иметь дело с владыкой, которого нельзя ни
купить, ни запугать и которому придется отдавать королевские почести.
Яков был отлично сложен и красив: волосы отливали каштановым
цветом, в глазах таились сила и уверенность.
Неожиданно в палатку короля вошли двое.
Один был рослым, мускулистым человеком с густой бородой
— лорд Дуглас, второй — Джон Флеминг, человек с
глазами, шныряющими по всей комнате: по столу, по постели, где Яков оставил
бумаги, пока наконец они не остановились на короле.
Молчание пришедших раздражало Якова. Он послал их на поиски
отца сразу же после сражения и теперь с нетерпением ждал новостей.
— Ну, господа? — Его голос звучал обманчиво
тихо. — Вы отправились несколько часов назад, что же вы имеете мне сообщить?
Лорд Дуглас покачал головой.
— Пока никаких известий, сир.
Флеминг улыбнулся, чтобы привлечь к себе внимание короля, и
негромко добавил:
— Ваш отец бежал, ваша милость. Он, сломя голову, помчался в
поисках укрытия, вероятнее всего, в направлении границы с Англией, как
какой-нибудь трусливый...
Голос его застыл, а улыбка сошла с губ при виде того, как
окаменело и наполнилось яростью лицо Якова. Король не мог перенести, чтобы
кто-то позволил себе говорить об его отце в таком тоне. Яков-старший от природы
отличался милосердием, но его сын вовсе не собирался быть таким же
снисходительным.
— Вы дали указание разыскать вашего отца, сир, и мы
приложили все усилия. Его обязательно найдут. Вы приказали, чтобы он был
доставлен живым и невредимым, и едва ли среди ваших подданных найдется хоть
один, который осмелится нарушить вашу волю. Мы его отыщем.
— Так, — тихо сказал Яков. — Вы перекрыли все дороги, по
которым можно ускользнуть?
— Да, ваша милость.
Король ничего не ответил: его обуревали самые противоречивые
чувства. Он был до предела уязвлен, вскользь высказанным, упреком отцу в
трусости и малодушии, но сейчас его пьянило ощущение победы. Действительно, в
ожесточенной борьбе он отвоевал у своего отца престол; теперь перед ним стояла
задача не в пример более трудная — любой ценой удержать власть. И
он понимал, что люди, изменившие отцу, при случае не погнушаются изменить и
сыну! Что ж, он заставит их плясать под свою дудку, преподнесет урок суровый и
решительный. Он будет королем, знающим, как надо править.
— Патрик и Донован в Эдинбурге, чтобы приготовить мне
королевский замок. Пора вступать в права владения, господа.
— Мы отправляемся прямо сейчас, сир?
— Да.
— И даже не станем ждать известий о вашем отце?
— Эти известия в любом случае дойдут до меня. Не вы ли
заверяли, что найдете его во что бы то ни стало? Готовьтесь к отъезду, через
час мы выступаем.
Это был приказ короля, и присутствующие не осмелились
выказать колебание или нерешительность; они лишь обменялись короткими
взглядами, поклонились и вышли.
Яков вновь остался один. Он так надеялся получить известия
об отце, точнее, одно известие — что тот жив и невредим. Он собирался овладеть
троном, но не совершать преступление, которое камнем лежало бы на его душе всю
жизнь. Он расправил плечи, шагнул к выходу из шатра и взглянул на лагерь, похожий
после команды к сборам на разворошенный муравейник. И вновь он вспомнил о
Патрике и Доноване Мак-Адаме, которые должны были захватить Эдинбург и
дожидаться там его прибытия. Отчего им овладело внезапное чувство, что, кроме
этих двух людей, ему, возможно, не на кого положиться?