— Даже если сегодня мы проиграли, — голос
девушки срывался от горя и слез, которые она пыталась сдержать, — все
равно мы никогда не прекратим борьбу. Вам не удержать власть. Слишком много
людей вас ненавидят.
— Может быть, меньше, чем вы полагаете, —
небрежно парировал Донован.
— Сейчас вы завоеватели, но много тех, кто не сдастся
никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Вы говорите про себя, сударыня?
Лицо его оставалось невозмутимым, только губы искривились в
сдержанной улыбке.
— Вам никогда не подчинить меня.
— М-м-м, как я вижу, нам предстоит
восхитительное состязание, — рассмеялся он.
Кэтрин повернулась, чтобы еще раз взглянуть на человека,
гордо восседающего на коне рядом с ней. В его глазах она уловила странное
выражение, смысла которого не поняла.
— Со временем все переменится, — продолжил
он. — И произойдет это независимо от того, захотите вы этого или нет.
— Я под арестом?
— Я пока еще не решил, как поступить с вами. Но
при следующей встрече, разумеется, позабочусь, чтобы вы не имели при себе
предмет, который мог бы послужить оружием.
— Я не собираюсь когда-либо впредь встречаться с
вами.
— И, тем не менее, вам придется это сделать, Кэтрин
Мак-Леод, придется, ничего не поделаешь.
В его голосе сквозила убежденность и безапелляционность, как
у судьи, выносящего смертный приговор. Он пустил лошадь в галоп, и ей поневоле
пришлось скакать рядом, — не усмиренный дух справедливости в воротах
усмиренного города в сопровождении завоевателя.
3
Крайне измученный, контуженный, Эндрю, тем не менее, имел
все основания быть довольным началом своей миссии — до сих пор все
шло как по маслу.
Он отыскал Эрика Мак-Леода и под видом рыцаря удачи бок о
бок сражался с ним в двух битвах. После них, к своему удивлению, он проникся
уважением к юному лорду, и трудно было сказать, что впечатляло его больше:
воинское мастерство или непоколебимое чувство чести шотландца. Тот в каждой
схватке сражался, как следует бойцу, и если отступал, то лишь перед лицом
явного перевеса сил. Заслужив доверие Эрика, Эндрю вместе с ним прибыл на поле
третьей — и решающей — битвы. В горячке схватки он
потерял из виду юного Мак-Леода, а через пару минут сам был контужен палашом
шотландского горца.
Отъехав миль на пять в сторону, Эндрю из последних сил
укрылся в густой чаще, где в беспамятстве рухнул с коня. Придя в себя, он
почувствовал, что лежит, уткнувшись лицом в сырую землю. Он медленно приоткрыл
глаза, но прошло еще несколько минут, прежде чем к нему начало возвращаться
ощущение реальности: никак не удавалось сообразить, что это за место и давно ли
он тут находится. Сосредоточившись, он прикинул, что прошло, по всей видимости,
не меньше суток, а, стало быть, сегодня семнадцатое июня, со времени битвы при
Саучиберне минул день, и он по-прежнему жив. Покорнейше благодарен Джеффри
Спэрроу: по возвращении надо будет расквитаться с ним как следует за это
поручение, если вообще оно состоится, возвращение домой.
Ощутив тупую боль в голове, Эндрю поднял руку —
пальцы нащупали заскорузлые от засохшей крови волосы; сесть не удалось
— при первой же попытке все вокруг закружилось. Тщательно
исследовав рваную рану, он понял, что она не смертельна. Постепенно Эндрю
удалось сесть и оглядеться. Лошади рядом не оказалось: наверняка ее увели, так
что о поисках можно было не заботиться.
Отчетливо слышалось пение птиц, свежий ветерок овевал кожу.
С острой радостью и облегчением Эндрю услышал журчание бегущей неподалеку воды
и, с усилием встав на четвереньки, пополз к маленькому чистому ручейку, вода
которого оказалась восхитительно прохладной. Зачерпнув еще одну пригоршню, он
плеснул в лицо и на голову, затем с величайшей осторожностью попытался обмыть
рану. Стиснув зубы и напрягшись, чтобы не закричать от боли, он на какое-то
время отключился от внешнего мира; к реальности его вернул неожиданно
раздавшийся сзади голос:
— Не двигайся, если хочешь остаться целым!
Эндрю замер; голос показался ему знакомым, и, подумав
секунду, он медленно повернул голову к человеку с обнаженным мечом. Узнав его,
тот просиял от радости и спрятал лезвие в ножны.
— Эндрю! Боже, дружище, а я-то уже решил, что ты
мертв!
Эндрю не проронил ни слова, говорил Мак-Леод, который был
безумно рад, что встретил человека, которому можно доверять.
— Слушай, Эндрю. Это просто подарок судьбы, что мы сможем
вместе отправиться домой. Мне нужно оказаться там до того, как меня обнаружат и
заставят сдать свой меч.
— Почему, сэр?
— Сестры, в них все дело. Меня обязательно схватят, но
ты, как слуга, останешься на свободе и сможешь хоть как-то защитить их. Им
нужен сильный и верный защитник, в совершенстве владеющий мечом. Две одинокие
женщины, дружище! Мне нужна твоя помощь.
Эндрю кивнул, преодолевая приступ головокружения. Что может
быть лучше для английского дворянина, чем находиться в центре событий? Он
улыбнулся:
— Насколько понимаю, я взят на службу. Но для того, чтобы
приступить к ее исполнению, мы должны сперва отыскать хоть какую-то пищу. Куда
мы двинемся, милорд?
Боже, до чего же Эндрю ненавистно было ощущать себя столь
слабым и беззащитным!
— Домой. Мои сестры, вероятно, уже в их власти, и я
вне себя от тревоги.
— Но вас сразу же арестуют, — заметил Эндрю.
— Понимаю.
Эндрю не мог не восхититься храбростью юноши, которому
только-только исполнилось двадцать. Пожав плечами, он указал дрожащей рукой
направление:
— Тогда сюда.
Через двадцать минут они вышли из леса на дорогу, с которой
Эндрю в полубеспамятстве съехал накануне, и озадаченно застыли на месте.
— Нам повезло, сэр, — сказал Эндрю. — В той стороне — город.
Не имея сил отвечать на вопросы Эрика, он, прихрамывая,
направился вперед, а тот двинулся вслед за ним.
Дорога была пыльной и каменистой, и шагать по ней было сущим
мучением для людей, привыкших ездить верхом.
У Эндрю имелись причины для раздражения. Во-первых,
приходилось внимательно следить за тем, чтобы говорить на английском диалекте
пограничья; во-вторых, его выводила из себя мысль, что с ним будут и впредь
обращаться как со слугой. Это с ним-то, богатым образованным дворянином,
придворным английского короля! Когда он обговаривал задание с Джеффри, ему и в
голову не приходило, что изображать угодливость — адская пытка для
него.
— Милорд! — сказал он.
— Да?
— Вас труднее будет изобличить, если вы избавитесь от шлема
и прочих вещей, свидетельствующих о вашем высоком происхождении.