Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 102

11.

Слово «любовь» в его сегодняшнем употреблении нередко заставляет нас забыть о том, что тот идеал любви, который европейская традиция то и дело рассматривала как модель реальных любовных отношении, есть форма эмоциональной связи между мужчиной и женщиной, определяющейся в значительной мере общественными и личными нормами. В «Астрее» мы находим это моделирование аффектов как идеал среднего слоя аристократии, уже наполовину привязанного ко двору. Любовь героя этого романа Селадона к героине Астрее — это не просто страстное желание мужчины обладать определенной женщиной. Мы находим здесь, в аристократической версии, такую форму любовного отношения, которое весьма сродни романтическому идеалу любви, как его выражает буржуазная литература позднейшего времени. Это страстная взаимная эмоциональная привязанность одного холостого молодого мужчины и одной незамужней молодой женщины; эта страсть может найти реализацию только в брачном союзе между ними и по своему характеру предполагает высшую степень исключительности. Определенный мужчина стремится только к этой женщине, и ни к какой иной, и, напротив, эта женщина стремится только к этому мужчине. Такой идеал любовного отношения предполагает, следовательно, высокую степень индивидуализации чувства. Он исключает любое, сколь угодно мимолетное, любовное отношение одного из партнеров к третьему лицу. При этом здесь перед нами два человека, средства самоконтроля которых профилированы уже очень индивидуально, а сковывание аффектов броней достигло высокой степени дифференциации. Следователь но, стратегия ухаживания также оказывается более трудной и томи тельной, чем прежде. Здесь молодые люди уже настолько опираются на свои собственные силы, в том числе и в социальном отношении, что отец и мать, даже если они противятся их выбору, едва ли могут что-либо поделать с силой любовной привязанности. Ухаживание бывает здесь трудным и полно опасностей. Оба молодых человека должны испытать друг друга. На игру их любви оказывает влияние не только сила — наполовину невольной, наполовину же произвольной — маскировки их аффектов, но и сознание этой маскировки, рефлексия над ней. Что в действительности происходит под маской любовного партнера? Насколько подлинны, насколько достоверны его чувства? В менее индивидуализированных, более пространственно тесных группах обычно существуют традиционные семейные средства контроля и ритуалы, существует своего рода мнение семьи о молодых людях, которые хотят или должны вступить в брачный союз между собою. Здесь молодая женщина и молодой мужчина должны всецело полагаться на свое собственное суждение и свое собственное чувство. Уже по одной только этой причине любовное отношение такого рода может достичь удовлетворения только после длительных личных испытаний, только после преодоления многих недоразумений и проверок, которые отчасти создают сами партнеры, отчасти же производят другие люди. Немалую часть романа наполняет описание многотрудной и часто рискованной стратегии любовного ухаживания, которая непременно предполагает задержку и отлагательство. Это также одно из проявлений нарастающей дистанцированности человека от человека.

Эта любовная привязанность главных героев, как она описана в «Астрее», есть некий идеал. Она представляет собой запутанное смешение импульсов, исходящих от влечения и от совести. Для этого эмоционального любовного комплекса показательно не только то, что более прочная цивилизационная броня на протяжении длительных периодов времени держит здесь под контролем спонтанные, животные формы проявления человеческих страстей. На этой ступени цивилизационного процесса появляются в то же время в качестве второстепенного приобретения известного рода удовольствие от откладывания любовных утех на будущее время, меланхоличная радость от своих собственных любовных страданий, наслаждение от крайнего напряжения неутоленного влечения. Они придают этому типу любовной привязанности романтический характер.

Это продление любовной игры и вторичное удовольствие от напряжения неутоленного влечения самым тесным образом связаны с определенным любовным этосом. Речь идет об этосе строгого подчинения влюбленных социально-оформленным нормам, которые диктует им их собственная совесть. К числу этих норм относятся, прежде всего, нерушимая верность влюбленных друг другу, и в особенности нерушимая верность любящего мужчины любимой женщине. Недоразумения и искушения могут быть весьма велики. Однако в соответствии с тем идеальным образом любовного отношения, который рисует перед нами д’Юрфе в своей «Астрее», любящий мужчина сохраняет в своей преданности абсолютное постоянство, что составляет его долг и честь. Именно этот любовный этос как этос пастухов и пастушек, а значит, среднего слоя дворянства д’Юрфе противопоставляет более свободным любовным нравам господствующей придворной аристократии. Напомним, что, хотя сам этот средний слой дворянства уже находится на пути к закреплению при дворе и в значительной мере подвергся влиянию цивилизации, он еще сопротивляется вышеупомянутым закреплению и растущему цивилизационному принуждению.

Небольшая сцена может наглядно проиллюстрировать эту ситуацию ^[218]:

Галатея — в романе нимфа, следовательно, замаскированный портрет знатной придворной дамы, вероятно Маргариты Валуа, — упрекает Селадона, простого пастуха, а значит, представителя более низкого по рангу дворянства, за неблагодарность и холодность в отношении к ней. Селадон отвечает: то, что она называет неблагодарностью, является просто выражением его долга. «„Тем самым Вы говорите только, — отвечает знатная дама, — что любовь Ваша обращена на кого-то другого и что Ваша вера соответственно подчиняет Вас известному обязательству. Но, продолжает она, — закон природы предписывает нам нечто совершенно иное. Он велит иметь в виду свое собственное благо, а что может быть лучше для Вашего благополучия, чем моя дружба? Кто другой в этих краях так много может сделать для Вас, как я? Ведь это просто глупые шутки, Селадон, принимать всерьез всю эту чепуху про верность и постоянство. Это слова, придуманные старыми женщинами или женщинами, теряющими свою красоту, чтобы этими узами приковать к себе те души, которые лица их давно уже отпустили бы на волю. Говорят, все добродетели лежат в оковах. Постоянства не может быть без житейской мудрости. Но мудро ли было бы пренебречь совершенно определенным благом, чтобы только не прослыть непостоянным?“

„Мадам, — отвечает Селадон, — житейская мудрость не может учить нас искать своей выгоды предосудительными средствами. Природа, в ее законах, не может повелеть нам строить здание, не утвердив под ним прочный фундамент. Есть ли что-нибудь более постыдное, чем не держать своего обещания? Есть ли что-нибудь легкомысленнее той души, которая порхает с цветка на цветок, подобно пчеле, увлекаясь новой сладостью? Мадам, если нет на свете верности, то на каком же фундаменте смогу я воздвигнуть Вашу дружбу? Ибо если Вы сами следуете тому закону, о котором Вы говорили, то долго ли станет улыбаться мне это счастье?“»

Мы видим, что пастух, точно так же как и знатная придворная дама, знает толк в искусстве придворного словопрения. Последнее отчасти занимает место физического поединка рыцарей в ходе растущего стягивания к королевскому двору и цивилизирования дворянства. Мы видим также в этой маленькой сцене протест прикрепляемого к королевскому двору дворянства против великосветски придворного этоса. Представитель среднего слоя дворянства защищает любовный этос, который пред восхищает широко распространившийся идеал среднебуржуазных слоев. Знатная дама защищает великосветски-придворный этос житейской мудрости, как его понимает д’Юрфе. Очень похоже, что все то, что она говорит, весьма близко к действительным стандартам мышления и поведения в господствующем высшем слое придворной знати. Небольшой рассказ, записанный самой Маргаритой Валуа ^[219], показывает совершенно аналогичную историю отношений между знатной дамой и простым рыцарем. Правда, в этом случае, история окончилась счастливо — в том смысле, как это понимает дама. Небезынтересно видеть, что в рамках этоса высшего придворного слоя уже предвосхищается то истолкование понятия природы, которое впоследствии будет воспринято и систематически развито, прежде всего, в буржуазной философии общества и хозяйства. Закон природы будет толковаться как норма, повелевающая индивиду действовать в интересах своего собственного блага, своей собственной выгоды. Пастух Селадон защищает идеал, направленный против господствующего высшего придворного слоя. Подобно пасторальной романтике, этот идеал еще долго будет жить как альтернативный идеал людей, страдающих от принуждения власти и цивилизации при дворе.