Надеются, что активная кампания закончена и что начинается время выстраданных бонусов. Ордена в эту эпоху достижимы только для малой части авторов нашего корпуса
[707]. Аппетиты и разговоры возбуждают в основном во множестве появившиеся «упалые» (№ 62) или «убылые места». Ожидание производств для всех войн Нового времени — главный стимул участия в баталиях. Фон Притвитц с прусской стороны предваряет описание битвы при Цорндорфе поучительной историей о штабс-капитане, который жаждал баталии, чтобы получить роту, — в результате, разумеется, тут же погиб и «должен был уступить свое место» (musste seinen Platz zedieren)
[708].
Согласно порядку, утвержденному высочайшим рескриптом от 1/12 июня 1758 г. касательно производства, преимущество имели те, «кои с полками их сами действительном в сражении с неприятелем находились». Среди этих последних еще и дополнительно отличались бывшие во фрунте под огнем, а не в резервах
[709]. Особо учитывалось в производстве «претерпение» на баталии или в плену, а также отмечались выдающиеся деяния
[710]. Все претендующие на производство по «бытности на баталии» офицеры должны были получить свидетельство об этом от генералитета или штаб-офицерства своего полка
[711]. Лишь в последнюю очередь на вакансии назначались заслужившие следующий чин «по недостатку бывших на баталии по старшинству»
[712].
Свой шанс производства в офицеры за особые заслуги во время войны получали и недворяне при обязательном условии, что они были грамотными
[713]. Среди историй наших авторов немало таких выходцев, в основном из духовных, для которых война стала трамплином к социальному подъему (см. № 53, комментарии). Как водится, впрочем, оставалось место и личной протекции «по особливому атестату». Подобное типично при производстве на унтер-офицерские и канцелярские должности (№ 22), но встречалось и в обер-офицерских производствах (№ 71).
Недостойными к производству помимо «небытия на баталиях» признавались бывшие под судом и наказанные за разные «продерзости», «за неисправление своеи должности и что ко онои ревности», а равно «за пьянством» и «за шумством»
[714]. Невыучившиеся дворяне также оставались на низших должностях: к примеру, не умевший грамоте пензенский дворянин Григорий Петрович Карабьин, быв на войне и прослужив 20 лет, отставлен сержантом
[715].
После потерь Цорндорфа в армии образовалось огромное количество «упалых» мест: 24 вакансии для штаб- и 398 для обер-офицеров
[716]. Неудивительно поэтому, что на полтора месяца после баталии приходятся 85 % производств 1758 г.
[717]. В нескольких письмах в нашем корпусе упоминается о производстве уже объявленном, на уровне не требующем санкции Петербурга, то есть ниже штаб-офицерского
[718]: «Ну, матушка имею честь Вас поздравить, что сын твой уже обер офицер, к тому в ранге подпоручика, слава слава слава Богу что милостью твоей дослужился я обер офицерскаго чину, ну не завидно ли московским моим знакомцам будет? Ложе в москве не выслужат» (№ 72). Капитан Шельтинг советует брату: «Ныне время быть на службе, здесь можно сделать свою фортуну» (№ 98).
Справедливо: статистика демонстрирует резкое, в десятки раз, расхождение в чинопроизводстве между невоевавшими и воевавшими офицерами
[719]. Поведение Болотова в Кенигсберге в 1758 г., когда между «собственной своей безопасностью» и угрозой «потерять линии своей в произвождении» он выбирает последнее
[720], скорее нетипично. Общим местом становятся жалобы «тыловых»: серб Пишчевич пишет с горечью о производстве конца 1758 г. своих собратьев-гусар, состоявших при Заграничной армии: «Состоящие при гусарских полках мои сверстники некоторие получилы чины болше <…> мне сие что остался тронуло жестоко, и было знаком ясным что люде служащие при армыи на войне получают чины, а я живучи в стороне остаюсь обойденым»
[721]. В тон с ним драматург Сумароков: «Я на войне не бывал <…> столько же тружуся и в мирное время, сколько в военное, а меня обходят»
[722].