Я едва дышала, боясь привлечь чужое внимание, сжала кулаки, пытаясь унять дрожь. Время, будто замедлилось, ожидание растянулось на года.
Наконец, из узкого периода показался Крон.
– Никого.
Он хмурился, нервничал. От былой счастливой улыбки не осталось и следа.
– Мне это не нравится. Там явно кто-то был, и я, к сожалению, не могу даже представить, что этот кто-то мог услышать или увидеть.
– Что нам делать?
Крон ответил не сразу, задумчиво глядя поверх моей головы.
– Пока ничего. Ждать, ни нервничать, ни суетиться, иначе раскроем сами себя. Будем придерживаться плана.
– Хорошо, – чуть слышно ответила я и снова прижалась к нему, ища успокоения.
– Все у нас получиться, моя радость.
Крон вынудил меня поднять голову.
– Верь мне, все получится.
Я улыбнулась и поспешила опустить взгляд, не хотела, чтобы он увидел зарождавшиеся слезы.
– Нам нужно возвращаться. Я пойду впереди, ты за мной. Услышишь или увидишь что-нибудь подозрительное, остановись и пережидай.
Я снова кивнула и нехотя отстранилась.
– Пора.
– Пора, любимый.
Признание далось легко, да и что я могла скрывать, озеро давно раскрыло тайну, и мою, и его.
Нам повезло, удалось выбраться из пещеры незамеченными. Крон проводил почти до самой кельи Верховного, дальше просто было нельзя. Очень рискованно, но мы не могли расстаться раньше, не могли расцепить руки.
– Нужно идти. Иди, Виола, – велел Крон.
Он вновь стал прежним, спрятал эмоции, превратился в камень. Но я знала – это лишь маска. Маска, с которой жрец жил долгие годы, маска, помогавшая не сойти с ума в Черной обители.
– Ухожу.
Безумно хотелось снова обнять его, поцеловать до головокружения, но нельзя, кто-нибудь мог увидеть. А потому я тоскливо вздохнула, вытащила ладонь из пальцев любимого и все же побежала прочь.
Замок-келья спал. Ни служанок, ни хозяина, ни моей подруги-соперницы Зораны видно не было. Я скользнула через едва скрипнувшую главную дверь, тенью пронеслась по коридорам, нырнула к себе в комнату и только тогда сумела отдышаться. Теперь, главное, уснуть. Завтра тяжелый день.
Я умыла пылающее лицо, сняла платье и легла. Долго не могла закрыть глаза, боялась. Чего, и сама не могла понять. Возможно, тишины. Слишком настороженной, гнетущей, тягостной. А, может, теней в углах кельи, которых мое воображение рисовало зловещими химерами. Или дурного предчувствия, что появилось, стоило мне расстаться с Кроном.
Хватит! Хватит себя накручивать!
Я ущипнула себя за руку, болью изгоняя панику, зажмурилась, потом и вовсе накрылась с головой одеялом. Заставила дыхание выровняться, выбросила мысли из головы и уснула, чтобы быть разбуженной, как показалось, через мгновение.
– Избранница, просыпайтесь.
– Ммм… Первая? Это вы? – я с трудом разлепила глаза.
– Я, Избранница, вам пора вставать. Испытание уже скоро.
Привычные действия: умывание, завтрак, переодевание, Первая заплетает волосы в косу. Но я так волнуюсь, будто иду на первое испытание, не могу найти себе места.
Страхи и предчувствие никуда не делись, скорее усилились.
– Пора, – обратила на себя внимание служанка. – Время пришло.
Время. Время. Время. Как же тебя мало!
– Ведите, Первая, незачем заставлять себя ждать. Мираи и ми жаждут зрелища, и они его получат, – сказала резче, чем нужно было.
Хотелось сбросить тяжесть страха, спрятать беспокойство за показательной бравадой.
– Пусть Она поможет вам, Избранница, – чуть слышно проговорила служанка и вышла из комнаты. Я сделала вид, что не услышала пожелания и поспешила следом.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
За главной дверью ждал Крон. Я невольно потянулась к нему, но тут же одернула сама себя. Нельзя.
– Избранница, прошу, – поклонился он в церемониальном поклоне, пряча глаза.
Чтобы никто, ни Первая, ни подоспевшая Зорана, ни ее служанка, ни провожатый жрец не заметили лишнего. Того что предназначалось только мне.
К молельному залу шли вчетвером: жрецы впереди, мы с Веснушкой брели за ними. Говорить, не говорили, лишь изредка краем глаза я ловила на себе изучающий взгляд Зораны. Но стоило мне повернуться к ней, она отворачивалась.
Зал был полон, будто сегодня сняли с работ всех ми, освободили от дел мираев. Красно-черное море потеряло берега: начиналось от самых дверей, заканчивалось возле возвышения для Избранниц. Воздух потяжелел от дыхания множества людей, запаха воска и ароматов благовоний – голова мгновенно закружилась, стоило мне войти внутрь.
Жрецы растворились среди остальных, оставив нас. Вновь пришло ощущение присутствия некого существа, взиравшего на нас с Зораной с предвкушением. Веснушка внезапно схватила меня за руку и с силой сжала ладонь. Я ответила. Так, вдвоем, мы и направились к возвышению.
Верховный ждал возле статуи Темного, надменный и строгий. Я опасалась смотреть на него, боясь подставить под удар наш с Кроном план, а вдруг Мифил способен прочитать мысли по глазам. Вырвала руку из ладони Веснушки и осторожно прошла к стулу. Ждать.
Впрочем, ждать долго сегодня никто не хотел. Даже Верховный не стал мучить долгой паузой, заговорил сразу же, стоило Зоране усесться.
– Мираи и ми, этот день настал! Последнее испытание, после которого мы сможем указать ту, кто станет Невестой Бога.
– Невестой Темного! Невестой… Невестой, – словно эхо вторил зал.
– Так что ждет их, двух последних Избранниц, тех, кто прошел через страх, справился с усталостью и болью, решил нерешаемую задачу, преодолел искушение? Что желает увидеть Темный?
Мираи и ми заговорили все вместе, перебивая, перекрикивая друг друга. Их предположений я не разобрала, да что там, не поняла ни слова. Гвалт оглушал, сбивал с толку. Впрочем, стоило Верховному поднять руку, шум стих.
– Темный желает знать, насколько удачливы Избранницы. Увидеть, соблаговолит ли Не ставшая богиней этим девушкам.
Не ставшая, та, что была изгнана с небес, та, что ушла к людям. Своенравная, непредсказуемая, она улыбалась, а через мгновение отворачивалась, оставив ни с чем. Та, что слишком редко приходила к дочерям барона Майлини. Та, на кого я не могла положиться.
– Начнем! – возвестил Мифил. – Да будет так!
– Будет так! Будет так! – ревело черно-красное море.
Вспыхнуло и резко потухло Око, погружая молельный зал в темноту. Тем ярче замерцали фосфоресцирующим зеленым двенадцать квадратов на стене. Каждому квадрату был присвоен номер.