В огне революции - читать онлайн книгу. Автор: Елена Майорова cтр.№ 53

В эмиграции, мысленно возвращаясь в те чудесные времена, в «Собаку», Георгий Иванов писал

Целых полтора года из трех отпущенных ей судьбой «Бродячая собака» была, как первоначально задумывалось, «только для себя, для своих, для друзей, для знакомых. Было замечательно и интимно». «Фармацевты» лишь изредка робко пробивались, чтобы поглазеть на «богему» и заплатить за их выпивку…

В этот замкнутый мир благодаря своей исключительной красоте и литературным притязаниям вошла и Лариса Рейснер.

Здесь, в главном кабаре Серебряного века в 1914 году она впервые увидела героя «романа всей своей жизни». Ее выбор пал на властителя умов молодежи, Николая Степановича Гумилева (1886–1921), человека необыкновенно одаренного, страстно влюбленного в Африку и экзотические путешествия. Лидер от природы, «рыцарь с открытым забралом», признанный поэт, глава акмеистов, герой войны, дамский баловень, изнеженный вниманием публики — он производил огромное впечатление.

Акмеисты ^[18] были не столько организованным течением, сколько группой талантливых и очень разных поэтов, которых объединяла личная дружба. Акмеисты, или — как их еще называли — «гиперборейцы» (по названию печатного рупора акмеизма, журнала и издательства «Гиперборей»), сразу выступили единой группой.

Осенью 1911 года в знаменитой «Башне», где собиралось поэтическое общество и проходило чтение и обсуждение стихов, вспыхнул «бунт». Надежда Мандельштам так описывает этот случай: «"Блудный сын" Гумилева был прочитан в "Академии стиха", где княжил Вячеслав Иванов, окруженный почтительными учениками. Он подверг "Блудного сына" настоящему разгрому. Выступление было настолько грубое и резкое, что друзья Гумилева, несколько талантливых молодых поэтов, возмущенные оскорбительной критикой, демонстративно покинули "Академию" и организовали "Цех Поэтов". В 1913 году появились манифесты Гумилева и его соратника Сергея Городецкого, прославляющие «простоту и ясность» — с этого момента принято вести отсчет существованию акмеизма как оформившегося литературного течения. Но оно, объединившее исключительно одаренных поэтов — Гумилева, Ахматову, Мандельштама, — не смогло закрепиться в роли ведущего поэтического направления из-за резко изменившейся действительности».

Все большее распространение получал реализм, присущий революционной эпохе. Поэты-реалисты не прятались за слова и называли вещи своими именами:

Второй «Цех поэтов, основанный летом 1916 году, возглавили два Георгия — Иванов и Адамович. Но и второй «Цех» просуществовал недолго, однако собрал под своей эгидой такие известные имена, как Н. Оцуп, Н. Чуковский, И. Одоевцева, Н. Берберова, Вс. Рождественский, Н. Олейников и других. Третий «Цех» был позже основан Гумилевым. Лидер акмеистов представал в своих стихах одной из ярчайших личностей жестокого времени революций и мировых войн.

Любимая ученица Гумилева Ирина Одоевцева вспоминала, каким впервые увидела его. «Так вот он какой, Гумилев! Трудно представить себе более некрасивого, более особенного человека. Все в нем особенное и особенно некрасивое. Продолговатая, словно вытянутая вверх голова, с непомерно высоким плоским лбом. Волосы, стриженные под машинку, неопределенного цвета. Жидкие, будто молью траченные брови. Под тяжелыми веками совершенно плоские глаза. Пепельно-серый цвет лица. Узкие бледные губы. Улыбается он тоже совсем особенно. В улыбке его что-то жалкое и в то же время лукавое. Что-то азиатское… У него иконописное лицо — плоское, как на старинных иконах, и такой же двоящийся загадочный взгляд».

В 1914 году в жизни Николая Гумилева появилась новая страсть — Татьяна Адамович, сестра его приятеля, выпускница Смольного института, девушка бойкая, деятельная, волевая, подчинившая себе Гумилева и упорно толкавшая его на разрыв с Анной, болезненно переносившей появление новой соперницы. Энергичная Татьяна полностью завладела поэтом.

Но она не стала его последним увлечением.

Очаровательный Николай Гумилев пользовался бешеным успехом у женщин. Валерия Срезневская, знавшая его с юности, писала: «Он не был красив, — в этот ранний период он был несколько деревянным, высокомерным с виду и очень неуверенным в себе внутри… Роста высокого, худощав, с очень красивыми руками, несколько удлиненным бледным лицом… Позже, возмужав и пройдя суровую кавалерийскую военную школу… подтянулся и, благодаря своей превосходной длинноногой фигуре и широким плечам, был очень приятен и даже интересен, особенно в мундире. А улыбка и несколько насмешливый, но милый и не дерзкий взгляд больших, пристальных, чуть косящих глаз нравился многим».

О первой встрече Ларисы и Гумилева (где-то до 3 марта 1915 года, когда «Собаку закрыли) не осталось никаких свидетельств, кроме автобиографического романа самой Ларисы.

Ариадну (имя героини) пригласили читать. «…На ее лице выразилась вся боязнь начинающей девочки, не искушенной в тяжелой литературной свалке, и в руках так растерянно забелел смятый лист бумаги, в который еще раз заглянули, ничего не видя и не разбирая, ее мужественные глаза юноши-оруженосца, маленького рыцаря без страха и упрека, — Гафиз ощутил черное ликование… Видеть ее, эту незнакомку с непреклонным стройным профилем какой-нибудь Розалинды, с тонким станом, который старый Шекспир любил прятать в мужскую одежду — …ее, недосягаемую, и вдруг — на подмостках литературы, зависящей от прихоти критика, от безвкусия богемской черни, от одного взгляда его собственных воспетых глаз, давно отвыкших от бескорыстия… Это было громадное торжество, сразу уравнявшее его и Ариадну». «Гафиз… смотрел на Ариадну. Ее красота, вдруг возникшая среди знакомых лиц, в условном чаду этого литературного притона, причинила ему чисто физическую боль. Какая-то невозможная нежность, полная сладостного сожаления, — оттого, что она недосягаема. …Высоко над толпой сидел Гафиз и улыбался. И хуже нельзя было сделать: он одобрил ее как красивую девушку, но совершенно бездарную».

Увы, стихи ее действительно были вторичными, перегруженными красивостями, с тяжелым стилем. Зинаида Гиппиус равнодушно констатировала: «С претензиями; слабо».