Шенна - читать онлайн книгу. Автор: Пядар О'Лери cтр.№ 49

Ее вынесли проветриться, и она пришла в себя.

– Где священник? – спросил кто-то.

– Он уже давно ушел домой, – ответил Микиль.

Вскоре Дева с Крепкого Холма явилась снова, жива и полна сил, и выговаривала женщинам, которые ее выносили, что незачем было так беспокоиться, потому что ничего особенного с нею не случилось – не больше, чем со всеми прочими, и правильней им было бы оставить ее в покое, вовсе не стоило так хлопотать!

Волынщик заиграл джигу, которая была уже совсем не колдовской музыкой, и танцы снова покатились так же резво и весело, как и в самом начале вечера. Петух пел опять и опять, но ни Дева с Холма, ни кто другой уже не обращал на него никакого внимания. Пошли музыка и танцы, волынщики заиграли, сменяя друг друга, башмаки колотили по плите, еды и питья было сколько угодно, покуда дневной свет не постучался в двери.

Арфиста нашли спящим, а одного волынщика пьяным. Но ни сон, ни опьянение не брали того, кто играл колдовскую музыку, хоть и выпил вина он преизрядно.

Прежде, чем день разгорелся, свадебное сборище рассеялось и люди разошлись по домам – все, кроме Большого Тинкера, волынщика, что играл колдовскую музыку, и Микиля с его матерью. Все четверо изо всех сил прибирали дом и расставляли все по местам. Колдовская музыка не выходила у Микиля из головы. Очень ему хотелось узнать, откуда волынщик научился волшебной музыке сидов. Микиль подождал, пока представится возможность, и задал ему вопрос.

– Послушай, Шон, – сказал он. – Какую удивительную музыку ты сыграл нам вчера вечером. Никогда я подобной не слыхивал. Не думаю, что найдется в Ирландии еще хоть один человек, кто сможет сыграть такое.

Шон притворился, что его не слышит.

– Должно быть, – сказал Микиль, – не каждый сможет выучить такую музыку. Как ты научился ее играть, Шон?

– Спроси что другое, Микиль! – ответил Шон.

Но Микиля это не сбило с толку. Он дождался, покуда Шон ушел, и сказал Большому Тинкеру:

– Постой, Патрик. Останься, поешь чего-нибудь после нелегкой ночи.

Патрик подумал, что это никак его не затруднит, и остался.

Вскоре после того, как Патрик кое-что съел и выпил еще капельку вина, Микиль небрежно заметил:

– Патрик, что за невозможную музыку нам сыграли вчера! Отродясь не слышал подобной – а я слыхал много прекрасной музыки. Если б не видел собственными глазами и не слышал собственными ушами, никогда бы не поверил, что хоть один смертный способен извлекать из волынки такое.

– И он бы тоже не смог, кабы ему не помогли, – сказал Патрик. – Ты что же, не заметил ветер сидов! И не слышал человеческих голосов, какие плакали, смеялись и визжали? Как только началась музыка, они стали собираться у нас в доме. Говорю тебе, их там танцевало под эту музыку больше, чем нас самих. Они начали уходить, только когда настало время пропеть петуху. И заметь себе, как волынщик бросил играть перед самым петушиным криком! Я даже удивился, как это они не забрали волынщика с собой. Будь я на его месте, я бы не стал играть такую музыку, как бы на меня ни напирали. Ему ума бы побольше. «Кувшин-то из колодца не всегда целым возвращается».

– Страсть как интересно, где на белом свете он выучил такую музыку или как ею овладел, – сказал Микиль.

– Часто ему задавали этот вопрос, только никогда от него не слышали никакого другого ответа, кроме как «спроси что другое».

– Вот тебе слово, – сказал Микиль, – я давеча задал ему этот вопрос, и он ответил мне именно это. «Спроси что другое, Микиль», – сказал он.

– Слыхал я, – сказал Патрик, – что как-то возвращался он домой из Корка ночью, купил новую волынку, да заблудился, хотя место знал превосходно. Заплутал где-то на подходе к Сидоявленскому мосту. Тут на него нашло помрачение рассудка, а когда огляделся он – оказался на берегу реки, в таком месте, какого и в глаза не видывал! Осмотрел он почву под ногами, и изгородь рядом с собою, и пещеру в скале – проверить, узнает ли он их. И не узнал. И в ту самую минуту услыхал он с другого берега реки самую прекрасную музыку, какую только ему доводилось слышать. И что ты скажешь? Настроил он свою новую волынку да принялся играть ту же самую музыку вместе с музыкантом с того берега! Нервы у него всегда были крепкие, и все сиды в Ирландии не смогли б нагнать на него страху. В мгновение ока каждый дюйм на берегу реки заполнился людьми, они сновали туда-сюда, будто собирались затеять какой-то свой танец. Вскоре музыка на том берегу сменилась. Стоило ей поменяться, волынщик на нашем берегу подхватил новую мелодию не останавливаясь, не мешкая и не сбиваясь с ритма. Тогда музыка с той стороны поменялась еще раз. Волынщик с нашей стороны показал себя красавцем и успевал за каждой переменой мелодии, как только она возникала.

С каждой переменой и поворотом в музыке менялись и движения людей в танце – если это был танец. Так и продолжалось по обе стороны реки некоторое время ночи. Он и не помнит, как с ними простился. Но когда настал день, он очнулся от сна в печке для обжига извести, что стояла у дороги, а рядом с ним лежала новая волынка. Чуть только проснулся – схватил волынку и тотчас же принялся повторять эту музыку: именно так, как играл ее ночью. Он сыграл ее от начала до конца, а потом снова и снова, и верно играл каждое украшение, и переход, и смену, – в точности как они это задумали в ту ночь, когда играли на другой стороне реки, – покуда не выучил мелодию наизусть и уж больше вовсе не боялся ошибиться. Удовлетворив свой пытливый ум, Шон встал, выбрался из печи и огляделся. Повсюду – и на дороге, и у оград вокруг было полно народу. Люди собрались, пока Шон играл музыку, чтобы уразуметь, в чем дело. Стоило подойти одному или двоим, они останавливались и прислушивались к мелодии и так заполнили всю округу. Люди дивились и изумлялись – понимали, что точно такая же музыка часто слышится здесь по ночам. Но это был первый раз за все время, когда услышали ее средь бела дня. Когда люди увидали, как Шон Чудной появляется из печки, и поняли, что это он играл ту нездешнюю музыку, они повесили носы и сказали себе, что недолго ему ходить по свету и скоро его унесут. Шон с ними поздоровался, и они с ним. Но никто не спросил, что же заставило его играть эту музыку. Они его вроде как боялись. Шон пришел домой и совсем скоро слег в постель. Никто и не думал, что он когда-нибудь оправится от этой болезни. Болтали, что те, для кого он играл музыку, хотят унести его, потому что им нужен свой волынщик – вот такой славный, как тот, что играл по ту сторону реки, а может, даже и лучше. Но какой бы ни была причина, в тот раз унести его им не удалось. Шон оправился и пришел в себя вопреки им. А музыка осталась. Вот тебе и весь сказ про то, как Шон Чудной выучил музыку сидов. Играет он ее очень редко, и тут особо нечему удивляться. Раз они собираются вокруг него, как вчера вечером, должно быть, они в большом восторге от музыки, что он играет. А уж раз они в большом восторге от музыки, такого музыканта они заберут к себе – рано или поздно. Ему лучше б совсем не играть такую музыку, и часто ему советовали ее не играть. Я сам давал ему такой совет, только ничего хорошего не вышло. Он не говорит ни «буду», ни «не буду». Никогда не угадаешь, что у него на уме. Неспроста его зовут Шон Чудной. Думаю, что их он ничуть не боится.