Он так и не выпустил ее из рук. Эмма подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Неважно. Что такое час?..
– Шестьдесят минут – и это слишком много, – раздраженно отозвался герцог. – Вы промокли и замерзли. Вы не переносите холод. Следовательно, мне ненавистно думать, что вы мерзнете. Я бы побежал и убил дождевые капли, поджег тучи, но это заняло бы немногим больше часа. Возможно, даже два. Поэтому мы здесь, и вы больше не станете сетовать на это обстоятельство.
Его слова согрели ей душу. Закрыв глаза, Эмма зарылась лицом ему в грудь.
«Благодарю тебя, ужасный, невозможный человек. Спасибо».
Вернулся хозяин гостиницы, нагруженный тем, что требовалось: корзиной угля, трутом и стопкой шерстяных одеял.
– Сейчас служанка принесет чай.
– Хорошо. А теперь убирайтесь.
– Милорд, если позволено спросить, вы, случайно, не…
Эш захлопнул дверь ударом ноги, схватил стоявшее возле стены единственное в комнате кресло и осторожно усадил в него Эмму.
– Вы можете сидеть? Не упадете в обморок?
– Не думаю.
Эш высыпал уголь в камин, обложил трутом, высек искру кремнем и начал терпеливо дуть на красные угольки, пока не разгорелся огонь. Потом занялся одеялами. Развернул одно из них и внимательно осмотрел грубую шерстяную материю.
– Грязное и кишит блохами. – Он отбросил одеяло и оглядел комнату, хотя смотреть там было не на что. – Мы поступим так.
Встряхнув плащ, он расстелил его на грязном соломенном матрасе подкладкой вверх. Плотная шерстяная ткань плаща предохраняла подкладочный слой от намокания. В итоге постель оказалась застеленной великолепным сияющим атласом. Потом, сняв сюртук, Эш укутал им Эмму точно одеялом.
Стук в дверь – служанка принесла чай. Эш взял поднос и захлопнул дверь перед носом у девушки, не дожидаясь, пока та разольет чай в чашки.
Он сам взялся служить Эмме, предварительно заглянув в чашку, чтобы убедиться, что она чистая, потом наполнил чашки чаем, добавив молоко и щедрую порцию сахара. Из кармана жилета извлек маленькую фляжку, отвинтил крышку и плеснул в чай жидкость янтарного цвета, ароматную и, несомненно, неприлично дорогую.
Эмма молча наблюдала за происходящим. Ее разум отказывался ей служить. Каждое движение герцога виделось ей как акробатический фокус, достойный бурных оваций. Не иначе как она действительно заболела?
Все в нем – каждая мокрая прядь, каждое пятнышко грязи на сапогах – казалось ей верхом совершенства. Она ни за что не поменяла бы ни единого штриха в этой картине.
– Готово. – Герцог принес ей чай.
Эмма пошевелилась, чтобы принять у него чашку, но он отодвинулся.
– Нет, у вас еще дрожат руки.
Он поднес чашку к ее губам, уговаривая сделать осторожный глоток. Сладкое тепло потекло по горлу, разлилось в груди.
– Умница. Так-то лучше, правда?
Эмма кивнула.
Отставив чашку, Эш подал ей руку и помог подняться. Придерживая Эмму за талию, он развернул ее спиной к себе, чтобы расстегнуть пуговицы.
– Нужно избавить вас от него, – сказал Эш. – Иначе вы только намочите плащ, и мне не удастся вас согреть.
Эмма попыталась улыбнуться дрожащими губами.
– Начинаю подозревать, что вы давно это задумали.
– Если бы я все это задумал, то подыскал бы гостиницу получше да и платье заказал с пуговицами покрупнее. – Его пальцы замерли. – К черту! Это проклятое платье все равно придется выбросить. – Ухватившись за край корсажа, он решительно рванул ткань – пуговицы вылетели из петель.
Помилуйте!
Эмма покачнулась на носках, у нее снова закружилась голова. Окружающие предметы потеряли четкость.
– Не знаю, что со мной произошло, – сказала она, растирая виски. – Я никогда не падала в обморок. Наверное, Мэри слишком туго зашнуровала корсет.
– Я скажу, что произошло. Я, глупец, позволил вам стоять под ледяным дождем одетой лишь в тонкий шелк. И вы продрогли до мозга костей.
Эмма решила, что муж прав, но ради того поцелуя с радостью простояла бы под дождем целую ночь.
Действуя очень расторопно, герцог избавил жену от намокших предметов туалета – ни малейшего намека на чувственность, только забота и ласка, которые наполняли ее сердце небывалой нежностью. Шелковое платье, влажные нижние юбки, корсет. Когда пальцы Эшбери убирали мокрые пряди с ее влажной озябшей шеи, все тело Эммы покрылось гусиной кожей.
– Поднимите руки.
Теперь ее бросило в жар от его повелительного тона.
Эмма подчинилась, подняла руки над головой. Он потянул влажную ткань вверх, щекоча груди. Соски, которые под дождем сжались от холода, теперь заныли от более приятных ощущений. Наконец он стянул с нее белье и отбросил в сторону, и она осталась в одних чулках.
Эшбери развернул жену лицом к себе, растирая ее руки и охватывая взглядом все тело, потом резким движением распустил узел шейного платка, чтобы использовать его в качестве импровизированного полотенца и насухо вытереть ей кожу и волосы.
Теперь, когда огонь бросал слабые отсветы и наполнял комнату ровным теплом, Эмма почувствовала, как жаркий румянец покрывает ее шею и лицо. Зубы перестали выбивать дробь, да и пупырышки гусиной кожи на руках начали таять.
Она замерзла, а он ее согрел. И это значило для нее такую степень заботы, какой она не видела ни от одного мужчины. Неважно, что забота явилась в облачении из хмурых гримас и колких насмешек.
Она любила его и за это.
Любила его, любила, любила, любила!
Это слово отдавалось в ее мозгу с каждым биением сердца. Ясно: так на нее подействовал обморок, – однако ей было трудно дышать. Эмма уцепилась за рубашку герцога, словно за спасительный якорь, однако именно от него и исходила опасность. Она пропала. Забыла себя ради него.
Вытерев жену, насколько это было возможно с помощью шейного платка, Эшбери снова подхватил ее на руки и отнес на постель. Уложил на плащ – атласная ткань оказалась у нее под спиной.
Свернувшись калачиком, Эмма закуталась в плащ, пока Эш сбрасывал сапоги и стягивал мокрые брюки. Потом он лег на кровать, пристроился рядом с Эммой так, что ее спина оказалась прижатой к его груди.
Он казался ей горячим, как вынутый из печи кирпич. Это восхитительное тепло распространилось по ее телу, отчего закоченевшие руки и ноги согрелись и обмякли. Дрожь прекратилась.
– Вам больше не холодно?
– Нет.
– Хорошо. – Его ладонь погладила ее плечо. – Тогда спите.
Ее веки налились тяжестью.
– Эш…
– Спите. – Он крепко обнял Эмму, привлекая к себе. – Я позабочусь, чтобы вам было тепло и безопасно. Я всегда буду о вас заботиться.