– Он сделал ваш брак моим делом. – В голосе Аннабел зазвучали резкие ноты. – Выставил вас напоказ лондонскому обществу! Унизил меня в глазах света! Я советую вам, ради вашего же блага: не задирайте нос! Может быть, вы и вышли за герцога, но каждая светская дама знает вас как портниху, которая в недавнем прошлом стояла на коленях у ее ног. Свет никогда не даст вам это забыть.
– Мне безразлично, что думают светские дамы.
– Да, но вам небезразличен он. Угадала?
Эмма не ответила.
Мисс Уортинг укоризненно поцокала языком.
– Вы всегда казались такой сообразительной девочкой! Вы, разумеется, не думали, будто герцог может жениться на женщине вашего круга без каких бы то ни было серьезных причин. Даже если бы воспылал к вам страстью, он бы просто взял вас в любовницы.
– Нет, это ему бы не удалось. Я бы никогда…
Аннабел обвела взглядом зал – ее губы сложились в презрительную усмешку.
– Как я слышала, джентльмены предпочитают брать в любовницы простушек. В постели девицы вроде вас делают такие вещи, которых леди никогда себе не позволят.
«Как она смеет?»
– Я не собираюсь выслушивать ваши оскорбления. Не желаю слышать, как вы поливаете грязью герцога Эшбери.
– Так вы мне не верите? – Аннабел приобняла Эмму за плечи и повернула, слегка взмахнув веером в направлении противоположной стороны театра. – Видите, вон там, налево, на один ярус ниже, – моя мать.
Да, в ложе напротив восседала миссис Уортинг. Эмма тотчас узнала старую каргу, которая так любила ею помыкать во время бесконечных примерок Аннабел.
– Лорд Кэрролтон был так добр, что позволил нашей семье пользоваться его ложей. Во второй четверг, когда в театре дают новую пьесу, мы всегда тут. – Аннабел пристально поглядела на Эмму. – Знаете, какой сегодня день?
Эмма отважилась на догадку.
– Разумеется, это совпадение.
– О нет! Эшбери знал, что я буду здесь. – Мисс Уортинг оглядела ложу. – Он не рассказывал вам, как мы с ним познакомились? Он весь вечер не сводил с меня глаз, сидя как раз на этом месте. Не мог отвести взгляд, пока не закончилось представление.
Шампанское в животе у Эммы вспенилось и закружилось водоворотом.
– Держу пари, это он выбрал для вас платье. – Аннабел ткнула пальцем в рукав. – Красное, как вишневый пирог. И усадил вас так, чтобы я заметила, иначе его ухищрения пропали бы даром.
Эмма припомнила сказанные мужем слова.
«Вы должны сесть впереди. Вы должны видеть сцену. А публика должна видеть вас. Они должны вас не только видеть, но и восхищаться вами».
– Ну как, сейчас-то вы мне верите? Зная, что в этот вечер моя семья приедет в театр, он вырядил вас в красное, достойное шлюхи платье и устроил этот дешевый спектакль. Новоиспеченная герцогиня из простонародья! Он вас использует, Эмма. Для него вы просто средство мести.
Эмма была вынуждена прислониться к стене – для поддержки. Театральный зал закружился у нее перед глазами. Она не хотела верить Аннабел. Ничему из того, что она наговорила. Эмма твердила себе, что не должна сомневаться в своем муже.
Однако, как сказала Аннабел, все кусочки головоломки сложились. Внезапная поездка в театр, платье, пьеса. И главное – она так и не поняла, зачем он так стремился на ней жениться, почему сделал предложение через десять минут разговора в библиотеке, ничего о ней не зная?
Нет, все-таки кое-что он о ней знал наверняка. Он знал, что это она сшила Аннабел подвенечное платье.
О боже!
Что, если сегодня он действительно старался не ради нее, Эммы, но ради другой? Что, если она ошибалась в собственных ощущениях?
Эмма стала вспоминать каждый день, проведенный с герцогом, каждый разговор. Отношения, которые она выстроила. Чувства, которые – как она надеялась – он когда-нибудь с ней разделит.
Неужели не было ничего, кроме уязвленной гордости и жестоких намерений?
Она не даст и ломаного гроша за то, что думают о ней Аннабел Уортинг и прочие светские дамы. Но если Эш?
Она схватилась руками за живот. Внизу, на сцене, пятый акт приближался к своей жуткой развязке. Актеры «умирали» направо и налево, стенали, спотыкались, падали на подмостки.
«Как отвратительно они играют, – подумала Эмма. – Как неубедительно».
А в ней умирала душа, хотя не было ни стонов, ни падений, только гнетущее, пустое отчаяние.
«Эмма, ты виновата сама. Тебе следовало сначала подумать».
Она думала, хорошо думала – вот что было самое ужасное. Красный шелк порхал вокруг нее как жестокая насмешка. Она снова оказалась одураченной.
Ей нужно уехать, и уехать прежде, чем он вернется.
Но кто-то раздвинул драпировки и вошел в ложу.
– Что здесь происходит?
Слишком поздно.
В нем бушевала ярость.
Эш ушел от радостной, кокетливой женщины, которая, вероятно, уже предвкушала, что он подарит ей наслаждение прямо в карете, по дороге домой, а вернувшись через четверть часа, нашел ее бледной, дрожащей, загнанной в угол. А причина тому… Что ж, причина была очевидна.
Эш перевел взгляд на Аннабел.
– Что вы ей сделали?
– Ничего. Просто сказала правду. – Глаза Аннабел сверкали от обиды и гнева. – Подлец! Разве вы не достаточно надо мной посмеялись? Неужели надо было тащить сюда эту потаскуху, швейных дел мастерицу, чтобы унизить меня в глазах всего Лондона?
– Вам надлежит избегать подобных выражений в отношении моей жены. – Он цедил слова сквозь стиснутые зубы. – Она герцогиня Эшбери. И вы будете обращаться к ней с таким уважением, какого требует ее титул.
– Я не стану приседать в реверансе перед девицей, которая совсем недавно стояла у моих ног на коленях, лишь из-за того, что она опускается на колени перед вами!
– Будь вы мужчиной, – сказал он, – завтра же на рассвете увидели бы дуло моего пистолета. Но я подумаю: может, стоит призвать вашего брата к ответу за ваше поведение?
– Хотите вызвать на дуэль моего брата? – Аннабел горько рассмеялась. – Ведь это он хотел вызвать вас на дуэль еще в апреле! Вы могли бы поблагодарить меня за то, что я его отговорила. Убедила, что самым большим для вас наказанием будет оставить вам жизнь. Живите до конца своих дней скрюченным чудовищем… в одиночестве.
– Я, к счастью, не одинок, – возразил он. – Больше не одинок. Это-то и не дает вам покоя. Не так ли?
– Я вас не понимаю.
– Неужели? А мне все стало ясно. Вы чувствуете себя оскорбленной, но не из-за присутствия Эммы. Вы стыдитесь того, что весь лондонский свет увидел меня. Поскольку, стоит им меня увидеть, они сразу поймут подоплеку нашей разорванной помолвки. Они догадаются, что вы тщеславная и мелочная натура, увидят, что Эмма стоит сотни таких, как вы. Да, Аннабел! Я понимаю. Вот что по-настоящему унизительно.