Я ловлю взгляд Давида.
– Ты думал, я не вернусь на Землю, потому что эти ваши политические интриги займут слишком много времени?
– Да, – отвечает он сдавленным голосом.
– А ты думал, – обращаюсь я к Сораду, – что я сойду с ума, так?
– Вы, люди, очень хрупкие. Я тебе об этом уже говорил. – Сорад отходит от окна. – Я жду вас обоих сегодня в четыре часа на заседании совета.
Очень хочется его куда-нибудь послать, не обязательно нецензурно, просто лишь бы не видеть, как можно дольше.
В дверях Сорад останавливается и говорит мне:
– У тебя все будет хорошо.
Я одариваю его совсем неласковым взглядом.
– Ты не любишь прорицание, – напоминаю ему.
– Не люблю, – не спорит со мной Сорад. – А ты не любишь море.
– И?
– Твой повторяющийся сон про него – это видение.
Сорад наконец-то нас покидает.
– Черт! – ругаюсь я на родном.
Давид лишь утвердительно кивает.
Минут пять, наверное, мы сидим в тишине. За это время я успеваю прокрутить в голове все, что случилось со мной за всю мою жизнь из-за дара…
– Я полагаю, что ненавидеть его – для нас непозволительная роскошь. К тому же, абсолютно бессмысленная. Он все равно останется моим наставником, да и тебе придется с ним общаться. Сделаем вид, что ничего ужасного не произошло. Ведь, не произошло же действительно! Ты не владел всей информацией, а на моем месте мог оказаться кто-то другой. Это уже не важно. Он прав в одном, – я смеюсь, – он прав!
Давид снова кивает головой. По-моему, у него шок.
– Вы все верно говорите. Я постараюсь, поменять отношение к случившемуся.
– Думаете, с этим возникнут проблемы? – спохватившись, я вновь перехожу на «вы».
– Думаю, да.
– Это потому, что вы считали его другом, предельно честным и открытым?
Не могу понять взгляд, которым смотрит на меня Давид после этого вопроса.
– Дело не в этом.
Он так резко встает с места, что я вжимаюсь в спинку кресла.
– Вы, наверное, захотите привести себя в порядок перед завтраком? Его подадут через полчаса.
– Спасибо за информацию, – благодарю я стремительно удаляющуюся я спину Давида.
За завтраком Далия безуспешно пытается вовлечь меня и своего брата в беседу. Мы отмалчиваемся, медленно поглощая еду. В конце концов она не выдерживает:
– Вы мне скажете, что происходит? У вас такой вид, будто кто-то умер.
Давид зависает над ложкой с яичницей.
– Не переживай, Далия, мы с твоим братом решили, что покойник все же воскреснет, но на это потребуется какое-то время.
Давид бросает на меня короткий взгляд и снова начинает есть. Взор Далии мечется от меня к парню и обратно.
– Бред какой-то! – возмущается она и решительно встает из-за стола. – Я сыта. Спасибо за компанию!
О, ирония! Это лучше, чем злость.
Я наблюдаю, как тень от деревьев в саду медленно переползает по газону, меняя свой рисунок, слушаю свое дыхание, чувствую, как движется грудная клетка…
Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю и тру виски. Поднявшись с кровати, припорошенной листочками с моими записями и заметками, иду открывать.
На пороге стоит Давид.
– Сейчас почти три. Если хотите, мы можем прогуляться пешком до здания, где пройдет заседание.
Я киваю.
– Вам нужно время, чтобы переодеться?
На этот вопрос я отвечаю:
– Нет, мне бы только кофту найти, и я готова.
– Хорошо, тогда я вас жду внизу.
– Ладненько.
Мы идем неспешно, прогулочным шагом. Частный сектор давно остался позади. В молчании я любуюсь витринами и вывесками. Хотелось бы сказать, что Давид любуется мной, но это не так. Он просто периодически задумчиво смотрит на меня, а потом обращает свой взор прямо по курсу, но вряд ли что-то там действительно видит.
Его состояние мне не очень нравится. Может быть, я просто не понимаю, насколько все плохо в глобальном масштабе, а он в курсе и переживает. Хотя у меня никогда не было друзей, и я не могу представить, как это, когда друг оказался вдруг… Впрочем, если вспомнить, насколько мне было больно после маминых слов, то сейчас ему действительно тяжело.
– Вы не могли бы мне объяснить, почему раньше вы устраняли носителей дара, а сейчас хотите заниматься их воспитанием, – прошу я, когда молчание становится совсем не выносимым.
– Я не буду вам ничего рассказывать до встречи с советом.
– Почему?
– Все, что я говорил вам на Земле, согласовывалось с ним. Все, чему я вас учил здесь, так же регламентировалось советом, более того, присутствие Сорада было обязательным.
– То есть без одобрения руководства вы мне больше ничего не скажете.
Давид кивает.
– Думаете, вам за это что-то будет?
Парень резко останавливается, берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом.
– Вела, я боюсь, вам за это что-то будет.
По-моему, он хочет для верности еще и встряхнуть меня.
– И что же со мной может случиться?
Давид отворачивается и собирается убрать руки. Так, понятно! Я удерживаю его левое запястье на своем плече, привлекая внимание.
– Давайте, напугайте меня.
Парень тяжело вздыхает.
– Совет может решить, что рациональнее убрать из вашей памяти некоторые воспоминания и привлечет к этому делу не меня, а другого специалиста. Того, кто никогда не работал с людьми. А вы, вы очень хруп… – он запинается и, прочистив горло, заканчивает: – Хрупкие.
– Я могу лишиться рассудка или умереть от потери крови, – цитирую отрывок из одной его лекции.
Давид настойчиво тянет руку из моих пальцев, и я больше ее не удерживаю.
Почему-то ни капельки не страшно.
Вчера я оказалась права. Здание с каменными цветами на фасаде и в самом деле является официальной резиденцией совета. Двое мельвов нас встречают уже при входе и провожают на второй этаж. Одеты оба они в одинаковые темно-зеленые костюмы. Поднимаясь по лестнице, я любуюсь ее оформлением. Все-таки скульпторы здесь гениальные!
Нас просят подождать и предлагают устроиться на диванчике напротив огромных резных дверей, сделанных ради разнообразия из дерева. Я усаживаюсь, а Давид решает, что правда в ногах все-таки есть.
Один из мельвов нешироко распахивает створки и скрывается в полумраке, затворив за собой двери.