Фаррин повернулась, еще раз взметнув облако цветов, которые зарябили, смешиваясь между собой в замысловатом узоре. Расположившись среди таких же цветных подушек, она устремила на девушку холодный взор, что, вероятно, должно было означать появление серьезных неприятностей позднее. Зато стоящая за ее спиной Сагар, обычно образец хладнокровия и спокойствия, сейчас была похожа на порождение ада. Ее глаза метали молнии, и даже на фоне светло-голубого платья и снежно-белой накидки лицо выделялось страшной бледностью. Такое впечатление, что зеленая только что узнала нечто, полностью разрушившее ее жизнь. Правая рука женщины словно жила собственной жизнью, каждую секунду прикасаясь к лицу или груди.
Что же здесь случилось? И почему эмоции в этой комнате и во всем доме так подействовали на нее, что Эстер чуть не потеряла над собой контроль? Эхо этих эмоций словно продолжало звучать здесь, в этой комнате. Она чувствовала, что эти эмоции коснулись всех присутствующих, и хотя вызвали совершенно разную реакцию, но вместе выплеснулись бурлящей массой за пределы дома.
— Эстер! — интересно, почему тишину решился нарушить именно отец? А мама отвернулась, кажется, что вот-вот произойдет что-то нехорошее.
— Фаррин прибыла сегодня в наш дом как представительница своего рода…
“Как представительница рода? Не хранительница, не Фаррин, а представительница рода, старшая в роду. Ну конечно, кто может быть старше ее… Но это может означать…”
— Фаррин прибыла попросить нас, чтобы мы… — слова словно застревали во рту у отца. Она сосредоточилась, стараясь ничего не пропустить, хотя уже знала, что будет сказано.
— Дахи хочет взять тебя в жены. Фаррин пришла спросить нашего разрешения, после чего мужчина обратится непосредственно к тебе. Это большая честь и большая… ответственность.
Маленькая пауза, которую отец сделал перед последним словом, говорила о многом. Конечно, выйти замуж за члена самадж самой хранительницы было почетно и перспективно… Но не для нее. Она сама по себе была необычной колдуньей. Она могла сама добиться многого для себя и своей семьи. Не в этом ли был корень проблемы? Ведь в качестве жены Дахи она уже должна будет выполнять желания мужа и его… матери? Бабки? Она уже была бы членом рода Фаррин и, наверно, думала только о том, какие способности унаследуют ее дети. И будут ли они у нее. Ведь не зря Сагар находится в таком состоянии. Возможно, эта новость стала неожиданной и для нее. А вообще, это было интересно, интересно и смешно. “Все-таки насколько необыкновенный мужчина Бахман!”
Она очнулась и заметила, как все смотрят на нее с удивлением. Эстер улыбалась, улыбалась почти до ушей и уже готова была рассмеяться. Только в глазах Сагар удивления не было. Она смотрела с непониманием и откровенной злобой.
Отец нахмурился и даже, кажется, слегка растерялся. Он оглянулся на Фаррин. Та сидела с каменным выражением лица, которое уже давно покинули эмоции. Она явно что-то начала подозревать, так как смотрела на девушку с легким прищуром и ждала. Отец попытался вновь начать.
— Эстер, мы выслушали Фаррин с уважением, наша семья так же, с уважением, отнесется к твоему решению, так что…
— Невозможно. — она улыбалась, не скрывая своей радости. Бабочки трепыхали своими крылышками и бились внутри, заставляя улыбаться все шире и шире. Может быть, Бахман прав, и они могут летать? Вот еще совсем немножко, и она взлетит прямо сейчас, здесь. “Как же все хорошо, теперь она не будет ничего скрывать. Какой сегодня день!”
— Невозможно почему? — среди царившей вокруг Эстер немой сцены голос Фаррин прозвучал почти равнодушно, спокойно и даже безмятежно.
— Невозможно… Невозможно по простой причине. — она поднялась и подошла к стоящему отцу, мать выглядывала из-за его спины с ужасом в глазах.
— Невозможно потому… — она сделала глубокий вдох. — Мама, папа, я уже связала себя обрядом с другим мужчиной. И давно.
После того, как она произнесла эти слова, тишина в комнате, кажется, начала звенеть. Но самое главное, ужас постепенно стал исчезать с ее лица, женщина встала и сделала несколько быстрых шагов навстречу дочери. Эстер заметила предательский блеск в материнских глазах и спустя секунду уже заключила ее в объятия. Как же стало хорошо после того, как она произнесла эти слова.
Паузу вновь нарушил голос хранительницы. Теперь в нем уже явственно слышалась самая небывалая стужа, которую только можно было представить.
— И кто этот счастливчик? Кто твой избранник, Эстер?
— Бахман. Это тот юноша, который ездил в Экбатаны в прошлом году! Маг трех стихий! — это она уже произнесла с гордостью, на секунду подняв голову и взглянув в сторону отца. Мужчина же словно не заметил взгляда дочери и, опустив голову, предался каким-то только ему понятным раздумьям. — Мы принесли клятвы в храме богини в Экбатанах перед жрицами. И сегодня уже здесь перед ликом Анаиты.
— Вы побывали сегодня в храме? Без моего ведома? — Фаррин была явно удивлена.
— Но ведь в храм может входить каждый желающий? Главное, не совершать там никаких действий со стихиями. Обряды бракосочетания проводятся там каждый день! — Эстер была растеряна, она отстранилась от матери и с удивлением смотрела на хранительницу.
— Конечно, ты права, девушка. Поздравляю вас, поздравляю тебя, Эстер. Поздравления Бахману я передам позже, когда он, наконец, посетит и меня. До свидания. Идем, Сагар.
— Я провожу вас, госпожа. — голос отца звучал сухо и как-то отстраненно. Он отправился вслед за обеими колдуньями.
— Как ты могла! Ты подвергаешь себя опасности! И нас всех тоже! — голос матери был еле слышен, но ее слова ранили девушку, как будто уколы острого ножа.
Она даже выпустила маму из объятий и постаралась поймать ее взгляд. Что-то здесь было не так.
— Мама, мамочка! Ну почему ты не рада за меня? Бахман замечательный, ты просто с ним не встречалась!
Мать тоже отпустила ее, а потом вновь подняла руку и прикоснулась к щеке дочери.
— Они страшные, страшные люди, все. Не знаю, что теперь будет. Фаррин, она способна на все, а Сагар… Избегай их, дочка, если сможешь. Я вижу, ты уже решаешь все сама. А Бахман, я слышала о нем от отца…
Женщина уже повернулась и собралась идти, как Эстер неожиданно задержала ее, что-то вдруг взволновало ее, что-то показалось необычным…
— Мама, постой!
Все-таки Фаррин не полностью разорвала ее связь со стихиями. Немного, там, на дне, они еще мерцали, словно отблески невидимого огня или искры света внутри ограненного камня. И этот отблеск, отблеск того, что все называли зеленым, отблеска жизни, позволил ей увидеть чудо!
— Мама, какая же я счастливая, мама, как же так!
Она метнулась к матери и вновь обняла ее со всей возможной осторожностью и нежностью. Тепло, которое она ощущала, было словно сама жизнь. Покой, умиротворение и счастье.
— Мама, а отец знает?