— А ваша подруга задерживается? Она придет?
Уршула разочарованно вернулась на место и покрутила в руке бокал. Пена на пиве давно осела, да и сам напиток теперь мог только огорчить.
— Не знаю. У нее встреча.
Итальянец нахмурился. Почему-то ему не понравилась эта новость. Он кинул взгляд в сторону бара, но оттуда никто не торопился подойти к столу. Почему-то после этого он сосредоточил свой взгляд на кружке в руках у девушки.
“Он совсем не обращает на меня внимания”. Эта мысль на самых задворках сознания вызвала у Милана тревогу. “Что за странный тип!”
— Рикардо, а что вы делаете здесь, в Варшаве? Чем занимаетесь?
По лицу Уршулы пробежала гримаска, она наклонилась и сделала глоток пива. Вкус напитка, прямо скажем, не способствовал улучшению ее настроения, и она отодвинула бокал в сторону с явным отвращением.
— Я здесь представляю интересы нашего ордена. Живу, работаю, готовлю доклады в Рим. Выполняю разные поручения.
— Вы монах? И Маттео тоже? — Уля все время пыталась перевести разговор на интересующую ее тему.
— О, нет. Конечно, нет. Это могло бы помешать моей работе. Монахи занимаются другими делами. А я был бы лишен возможности общения с такой прекрасной пани.
Девушка невольно улыбнулась и окинула итальянца быстрым взглядом. Да, он совсем не походил на монаха. Физически крепкий — это было самое лучшее определение. Причем, не такой, как это принято было считать сейчас, скорее, такой, в духе Шварценеггера. Огромный. И лицо еще с резкими чертами, скуластое. Какое-то не итальянское. Скорее, он был похож на немца. Но волосы черные, и с этим цветом могла поспорить только чернота глаз. Внимательных и каких-то насмешливых.
И итальянец становился с каждой секундой все увереннее. Он явно расслабился и чего-то ждал.
Милан вдруг почувствовал словно эхо, тень беспокойства откуда-то издалека. Пространство словно подернулось далекой рябью негативных эмоций. Он встретился взглядом с Уршулой. В глазах у девушки было беспокойство, на секунду она замерла, словно оценивая происходящее, потом кивнула ему.
— Надо бежать!
Девушка поднялась и вдруг пошатнулась.
— Что-то мне нехорошо. Подожди минутку, я быстро. Заплати пока.
Девушка нетвердой походкой направилась в сторону туалета. Итальянец проводил ее внимательным взглядом, а потом махнул рукой, и обе официантки поспешили вслед за ней.
Милан с удивлением наблюдал за этой картиной, а потом присел обратно. Голос Рикардо прозвучал неожиданно резко.
— Поверьте, пан, против вас я ничего не имею, но во избежание недоразумений вам придется последовать со мной за вашей знакомой. За другой девушкой вернемся позже. Мы же отправим ей смс с вашего телефона.
Милан почувствовал, что итальянец бесцеремонно полез к нему в карман. Он хотел помешать ему, но руки вдруг стали страшно тяжелыми. Неподъемными. Чех попытался сосредоточиться и заметил, что двое мужчин, ранее беспробудно пьянствующих в углу, пронесли что-то к выходу.
Музыка в баре превратилась в какой-то неравномерный шум. Голос Рикардо доносился словно с огромного расстояния, он едва мог разобрать слова.
— Жаль, у вас здесь все закодировано. Не подскажете пароль? Не подскажите. Янек!
Милан почувствовал, как его вытаскивают из-за стола и волокут куда-то. Ноги не слушались и подгибались, яркий свет почему-то причинял боль, и он закрыл глаза. Морозный ветер ударил в лицо буквально на мгновение, а потом его усадили в кресло, двери захлопнулись, и наступила тишина.
— Что это? О чем вы разговаривали? И зачем ты обращалась к стихии?
Голос Сагар сорвался на крик, и она больно схватила девушку за плечо. Эстер не ответила. Она была само спокойствие, само хладнокровие. Только взглянула наставнице в лицо. Та словно натолкнулась на волну холода из-за приоткрытой зимой двери, разжала руку и растерянно замолчала.
— Теперь я могу идти, Сагар? Все закончилось?
Зеленая кивнула и осталась стоять с задумчивым выражением лица. Потом спохватилась, словно смысл сказанного не дошел до нее.
— Мы уйдем вместе. Ты поняла?
Девушка решительно направилась к выходу, и лишь сделав несколько шагов, ответила.
— Тогда идем. Я не хочу оставаться в этом месте ни минуты.
Тот же унылый путь по коридорам занял, казалось, еще больше времени. Затухающие факелы почти не давали света, а наставница в этот раз не пыталась указывать дорогу. Она молча шла сзади, и Эстер почти осязаемо чувствовала исходящее от женщины недовольство.
“На самом деле ты должна радоваться, что все так обернулось, В ином случае все могло окончиться гораздо хуже. Может быть, жрица имела в виду именно это?
Уже у самого выхода, там, где, кажется, вдали появились отблески солнечного света, дорогу перегородили суровые воины с круглыми плетеными щитами и в высоких шапках. Персы!
За их спинами прошла немолодая женщина с измученным, но гордым лицом. Черные волосы были собраны в красивую прическу, длинное белое платье было украшено золотым шитьем. Золотые браслеты на руках, золотая диадема. Сагар потянула Эстер обратно в полумрак.
— Это Мандана, дочь Астиага. Пришла просить богиню за своего сына. Лучше, чтобы она нас не видела.
Глядя на исчезающую в проходе женщину, Эстер вдруг прониклась к ней симпатией. От женщины расходились кипящие волны чувств: попеременно отчаяния и надежды. В ней ощущалась и нечаянная радость, и глубокий ужас перед неизбежным.
Девушка склонилась к наставнице и так же шепотом переспросила.
— А что с ней случилось?
Царевна вместе с сопровождающими ее жрицами давно исчезла в проходе, а Сагар все молчала. Воины все так же перегораживали проход и сурово смотрели на едва видимых женщин. Наконец зеленая решила, что здесь им не пройти, взяла молодую колдунью за руку и повела обратно по коридору. Только когда они отдалились на несколько десятков шагов, она все так же, полушепотом, произнесла.
— Завтра суд над ее сыном Курушем. Так его зовут в Персии. Здесь он Кир. Много лет все думали, что он умер, и вот внезапно нашелся в семье какого-то пастуха.
Эстер чуть не споткнулась и схватилась за руку идущей чуть впереди женщины.
— Разве такое может быть? Как может царский сын пропасть? И как потом может найтись?
Как раз в этот момент они наконец вышли, и девушка вынуждена была прикрыть глаза от яркого солнечного света. А снаружи было жарко, очень жарко.
Сагар остановилась и окинула взглядом пустеющую площадь. Теперь праздник переместится в дома горожан. Они принесут жертвы у домашних алтарей и будут весь год надеяться, что богиня отблагодарит их за их маленькие жертвоприношения и страстные молитвы.
— Он перс. По отцу. Значит, здесь чужой. Кроме того с ним связано странное предсказание, сделанное еще до его рождения.