Следующие четыре раунда проходят по тому же сценарию. Удар гонга, борцы сходятся и пытаются нокаутировать друг друга. Тут нет ни защиты, ни стратегии. Лица у обоих распухают, рты, носы и ссадины вокруг глаз кровоточат, на груди, спине и плечах множатся рубцы от веревок ринга и от перчаток. Никто в отделении даже не присел, все болеют стоя.
Признаются они или нет, но все мужчины обожают драки. И в зрителях, и в участниках драка пробуждает исконное мужское «я», которое было ослаблено тысячелетиями культуры и воспитания, ту сущность, которую нас учат постоянно подавлять во имя всеобщего блага. Сразиться лицом к лицу с другим мужчиной и победить его или быть побежденным, вот ради чего создан мужчина. Бокс позволяет нам прийти в согласие с этим инстинктом и почувствовать, что такое сражение.
Начинается шестой раунд. Оба боксера выглядят изможденными, как будто тело больше не желает драться, но ум и сердце приказывают телу. Они неспешно выходят в центр ринга и медленно кружат друг возле друга. Наносят по паре безобидных ударов, бьют более слабой рукой, просто чтобы удержать противника на дистанции, а не сокрушить. И тут более легкий боксер наносит удар. Хук левой, с большим замахом, точно в челюсть. Более тяжелый боксер падает, как подкошенный, на спину, вперив взгляд в потолок. Наше отделение приходит в неистовство. Все визжат, трясут кулаками, кто-то кричит – лежи, кто-то кричит – вставай, а громче всех кричит Матти – мой парень сделает его, он его сделает.
Упавший садится, трясет головой и на счет девять встает. Рефери спрашивает, как он себя чувствует, и тот говорит – нормально, хотя видно, что это неправда, что он с трудом ориентируется. Рефери дает знак продолжить борьбу, и соперники настороженно сближаются. Матти кричит, обращаясь к своему фавориту, – бей его, нокаутируй, один удар – и готово, ты же можешь. Но тот больше ничего не может – последний удар, этот великолепный хук, похоже, обессилил не только его противника, но и его самого. До конца раунда соперники просто лапают друг друга, оба слишком измотаны, чтобы бить по-настоящему. В перерыве Матти бегает туда-сюда. Леонард велит ему сесть, но Матти не способен усидеть на месте. Он трясет головой, пинает пол, умоляет своего любимца выйти и уложить соперника на лопатки. Когда раздается гонг, он кричит – давай, сукин сын, вперед!
Раунд раскачивается медленно, но секунд через тридцать, когда боксеры стоят в центре ринга, более тяжелый выбрасывает вперед правую руку и попадает прямо в нос противнику. Нос сломан, кровь ручьем, более легкий падает на колени, а потом лицом на ковер.
Зал взрывается. Большинство кричит – вставай, вставай, несколько человек поднимают вверх ладонь и говорят – все кончено. На счет восемь поверженный подымается на ноги. Рефери спрашивает, готов ли он продолжать, и тот, с залитым кровью лицом, отвечает ртом, полным крови, – да. Тогда рефери отходит в сторону, более тяжелый боксер выходит вперед и зафигачивает правой еще один идеальный удар противнику в нос. Тот летит назад, через веревки ограждения. Его глаза закрыты, он не шевелится. Бой окончен.
Все орут, ругаются, швыряют пустые бутылки из-под содовой в телевизор, кричат – вставай. Посреди этого бедлама я различаю один голос – это Матти кричит – сукин сын, сукин сын, сукин сын. Он смотрит на экран с полным недоумением, просто смотрит и кричит – сукин сын, сукин сын, сукин сын. Леонард встает, кладет руку ему на плечо и говорит – это же просто матч, он не имеет большого значения, и Матти прекращает кричать и говорит – я понимаю, но когда парень, за которого я болею, проигрывает на хер, это же до хера как обидно. Леонард говорит, что ему знакомо это чувство, и обнимает Матти. Матти еще разок обращается к телевизору – пошел ты на хер, и Леонард приступает к раздаче выигрышей. Сам он почти все деньги поставил на более тяжелого, но в знак доброй воли отказывается от всех ставок, которые выиграл, и оплачивает все ставки, которые проиграл.
Я допоздна разговариваю с Матти, Тедом, Леонардом и другими, люди подходят и уходят. Мы обсуждаем бой, даем высказаться Матти, который говорит больше всех. О своем намерении покончить с нецензурной бранью он напрочь забыл. Мы едим яблочный пирог и мороженое, курим сигареты, пьем кофе. Смотрим в новостях репортажи о матче, переживаем его снова и снова. Никто не уходит спать. Два часа ночи, а в отделении полно народу. Завтра мы вернемся к реальности. А пока все бодрствуют, потому что не хотят, чтобы эта ночь кончалась.
Около четырех часов утра я встаю с дивана и иду к себе в палату. Открываю дверь, внутри темно и тихо, Майлз спит. Я забираюсь в постель, кладу голову на подушку и думаю о Лилли. Представляю, как она спит сейчас в терапевтическом отделении, думаю, как она близко и в то же время далеко, как далеко. Она в терапевтическом отделении, она рядом, но в то же время будто на другом конце Вселенной. Я скучаю по ней. Я скучаю по ней.
Сегодняшний вечер был одним из лучших в моей жизни. Еда, друзья, матч. То, что мне нравится, вместе с людьми, которые мне нравятся. Это было почти идеально.
Почти.
Я скучаю по Лилли.
Я скучаю по Лилли.
Я скучаю по Лилли.
Просыпаюсь.
Не помню, как я заснул, как спал. Снов не видел. Вообще никаких.
Вылезаю из постели. В окно светит солнце. Ярко светит. Не помню в последнее время такого яркого солнца.
Иду в ванную, принимаю душ, чищу зубы и бреюсь. Зеркала избегаю. Стараюсь не смотреть на себя и в свои глаза. Просто принимаю душ, чищу зубы, бреюсь. Одеваюсь и выхожу из палаты. Прохожу в отделение, где все выполняют свои поручения. Смотрю на доску с расписанием работ, чтобы узнать, что поручено мне. Увидев напротив своего имени слово «встречать», смеюсь. Я теперь Встречающий, моя работа приветствовать новеньких. Не могу удержаться от смеха.
Иду на завтрак, коридоры залиты светом, который меня больше не раздражает. Как есть, так есть, я ничего не могу изменить.
Беру поднос, тарелку вафель, чашку кофе и пончик с повидлом. Вхожу в столовую. Вижу своих друзей за столом в углу. Они всегда садятся в углу.
Сажусь с Майлзом, Леонардом, Матти и Эдом. В дальнем конце стола, поодаль от нас, сидит новенький. Я взглядом спрашиваю у Леонарда – кто такой, Леонард недоуменно пожимает плечами. Я же теперь Встречающий. Решаю поприветствовать человека.
Подвигаюсь на край стола, сажусь напротив новенького. Старик, лет под семьдесят. Седые волосы, густые для его возраста, коротко подстрижены и взлохмачены, но их легко привести в порядок одним движением расчески. Очень худой, даже истощенный. Кожа покрыта желтыми пятнами, вены на руках выпирают. Он смотрит в свою тарелку. Медленно ест влажную груду из омлета с сыром. Я говорю.
Привет.
Он поднимает голову от тарелки. Глаза у него синие, пронзительные, под одним синяк. Нос длинный и тонкий, губы тоже. Область между верхней губой и носом заклеена окровавленным пластырем.
Чего надо?
Голос у него тонкий и резкий, как щелчок линейкой по доске.