Они переглядываются, вид у них слегка смущенный. Потом опять смотрят на меня, Леонард говорит.
За что?
Я только что разговаривал с адвокатом, который возится с моими делами.
Говорит Майлз.
И что из этого?
Я снова улыбаюсь.
От трех до шести месяцев в окружной тюрьме.
Леонард улыбается, Майлз говорит.
Ты доволен этим?
Я киваю.
Да, очень.
Майлз кивает.
Вот и хорошо.
Я подозреваю, что вы оба приложили к этому руку, поэтому хочу поблагодарить вас.
Леонард смотрит на Майлза, Майлз на Леонарда. Леонард спрашивает Майлза.
Ты что-нибудь делал?
Майлз трясет головой.
Нет. А ты?
Леонард трясет головой.
Нет, я тоже ничего.
Майлз улыбается.
А если б ты чего и делал, то вряд ли обсуждал бы это со мной, учитывая, что мы с тобой находимся на противоположных полюсах юридического спектра.
Леонард улыбается.
Да уж это точно. Мне и погоду-то с тобой обсуждать боязно, того и гляди обосрусь со страха.
Майлз хохочет. Я говорю.
Это мы так шутки шутим, да?
Они дружно смотрят на меня в четыре глаза. Дружно улыбаются. Майлз говорит.
Просто считай, что ты в рубашке родился, счастливчик Джеймс.
Леонард кивает.
Да, чертовский ты счастливчик.
Я улыбаюсь.
Спасибо.
Майлз подымается и говорит, что ему нужно срочно сделать несколько телефонных звонков, Леонард подымается и говорит, что ему нужно срочно уладить несколько дел. Я спускаюсь по лестнице, захожу в палату, открываю дверь, сажусь на кровать и беру свою книжку. Я соскучился по ней, по своей маленькой китайской книжице.
Глава сорок четыре. Что важнее – слава или честность. Что ценнее – деньги или счастье. Что опаснее – победа или поражение. Если ты ждешь, что другие наполнят тебя, ты никогда не будешь полон. Если твое счастье зависит от денег, ты никогда не будешь счастлив. Будь доволен тем, что имеешь, и наслаждайся тем, что есть. Когда ты поймешь, что у тебя есть все, что тебе требуется, весь мир будет принадлежать тебе.
Глава тридцать шесть. Чтобы нечто сжать, сначала его необходимо расширить. Чтобы нечто уничтожить, нужно прежде позволить ему расцвести. Чтобы нечто отнять, нужно прежде это дать. Медленный побеждает быстрого. Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное. Не показывай людям путь, покажи им цель.
Глава семьдесят четыре. Если ты поймешь, что все вещи постоянно меняются, ты ни за что не будешь держаться, ибо все меняется. Если ты не боишься смерти, для тебя не существует невозможного. Кто пытается управлять будущим – тот пытается занять место великого мастера. Кто, заменяя великого мастера, рубит его топором, тот повредит себе руку.
Глава тридцать три. Знание других людей – это ум, знание себя – это мудрость. Побеждать других людей – это сила, побеждать себя – это могущество. Понимающий, что имеет достаточно, богат, по-настоящему богат. Будь в центре и прими в себя мир, простоту, терпение и сострадание. Прими возможность смерти, и будешь собой. Прими возможность жизни, и будешь собой.
Эта книжица подпитывает меня. Дает мне пищу, о которой я не подозревал, дает мне пищу, в которой я нуждался, эта пища насыщает меня, наполняет, поддерживает во мне жизнь. Я читаю эту книжицу, а она питает меня. Объясняет простыми словами мне мою жизнь, как она есть, и позволяет справиться с ней. Это не сложно, если я понимаю все, как есть. Это не трудно, если я позволяю этому быть. Секунда просто секунда, минута просто минута, день просто день. Они проходят. Все вещи проходят, как проходит время. Не пугай и не бойся, не контролируй и не теряй контроль, не борись и не сдавайся. Принимай все, и будешь собой. Если примешь все, станешь собой.
Я откладываю книгу и закрываю глаза. Я не чувствую ни покоя, ни волнения. Ни надежды, ни безнадежности. Ни тревоги, ни спешки. То, что я чувствую, это не время, которое ускользает, а время, которое просто проходит и должно пройти. Чему суждено случиться, то случится. Это просто жизнь и события, которые происходят в течение жизни. Так же, как я сейчас принимаю то, что лежу неподвижно на своей кровати с закрытыми глазами, я приму и события моей жизни, когда они наступят. Я с ними разберусь. Хорошие ли, плохие ли, они наступят. Я приму их так, как принимаю себя в этот момент. Пусть они наступают.
Я открываю глаза, беру книгу, читаю дальше. Читаю слова – гармония, удовлетворение, смирение, понимание, интуиция, питание. Я читаю слова – открытый, жидкий, восприимчивый, уравновешенный, сердцевина. Я читаю – если ты закрыл свой ум суждениями и погоней за желанием, твое сердце будет пребывать в тревоге. Я читаю – если ты избавляешься от суждений и не руководствуешься чувствами, твое сердце обретает покой. Я читаю – закрой рот, отключи чувства, притупи резкость. Я читаю – развяжи узлы, смягчи взгляд. Я читаю – если хочешь познать мир, взгляни в свое сердце. Я закрываю книгу, кладу себе на грудь. Я закрываю глаза, мягкая постель согревает спину. Я не шевелюсь, просто лежу там, где мягко и тепло. Тихо дышу.
Думаю.
Не думая.
О себе.
О мире.
Как он есть.
Постель мягкая и греет спину.
Я лежу на ней.
Дверь открывается, я слышу. Не знаю, сколько времени прошло. Слышу, как дверь открывается, открываю глаза, входит Майлз с опухшими веками. Я сажусь.
Что случилось?
Он подходит к своей кровати, садится.
Я полтора часа проговорил по телефону с женой.
И что?
Я рассказал ей все.
И как, ничего?
Он смотрит в пол, отрицательно мотает головой. Я встаю, подхожу к нему, наклоняюсь и обнимаю его. Он обнимает меня в ответ и начинает плакать. Я не знаю, что сказать, поэтому не говорю ничего. Просто обнимаю его, позволяю ему обнимать меня и надеюсь, что так или иначе помогаю ему. Не знаю, что сказала его жена, но ясно, что ему нужна помощь. Его плач переходит в рыдания, рыдания становятся сильнее. Он крепко сжимает меня. Я обнимаю его, мои руки – единственное оружие против его горя. Мы сидим, он плачет, я держу его. Что случилось, то случилось, если захочет рассказать – расскажет; мои руки – мое единственное оружие. Мы сидим, и Майлз плачет.
Сильные рыдания переходят в рыдания, рыдания в плач. Он успокаивается. В палате тихо. Темнеет, солнце заходит, последние полоски угасающего света проскальзывают в окно. Он отстраняется и говорит, что хотел бы побыть один. Я встаю, выхожу из палаты. Закрываю дверь за собой.
Прохожу в отделение, там творится сумасшедший дом. Мужчина в синем комбинезоне устанавливает на телевизор кабельную коробку. Другие мужчины, в белых брюках, белых рубашках и белых туфлях, накрывают банкетные столы. Пациенты нашего отделения стоят небольшими группками, обсуждают происходящее. Кто-то спрашивает у кабельщика, почему он здесь, и тот отвечает, что ему не разрешено говорить. Еще кто-то задает тот же вопрос официанту, тот тоже отвечает, что ему не разрешено говорить.