Морской наёмник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 31

Можно было, конечно, в безопасности из трюма бочки с салом выволакивать, а потом ещё тёпленькие с готовым жиром закатывать, но подобная работа, вдали от основного действа, быстро наскучивала. Мороз, опять же.

Огнедышащая печь, из всех щелей которой с гулом рвались дымные липкие языки пламени, докрасна раскалённый и тоже нещадно чадящий котёл непреодолимо влекли работников. Адриан сначала пытался навести порядок — менял людей с места на место, пересменки устраивал, — а затем осознал, что оно и без его криков недурно выходит. Да и некогда ему было догляд править: сам работал за четверых.

Само собой, без опытной руки спексиндера дело поначалу не заладилось: в первой партии «оладьев» осталось ещё очень много жира, а вторую так перекалили, что чудом не полыхнуло само содержимое котла. Но мало-помалу процесс пошёл.

По общему решению Корнелиуса для стряпки решили не отпускать (накой время и руки терять?), а тут же, в закутке у котла, набили наскоро брюхо китовыми «оладьями» да сухарями, обильно оросив их пивом.

К вечеру опознать каждого можно было лишь с великим трудом, что дало повод Йосту, которого за глаза уже вовсю звали «Четвертьбородым», авторитетно заявить:

— Появись здесь сейчас ненароком испанские флибустьеры, и нам с вами, господа салотопы, прямая дорожка на Вест-Индские плантации. Сахарок варить.

— Потому что умеем с котлами обращаться? — поинтересовался Корнелиус, осторожно сматывая тряпицу с руки, на которую утром ещё ненароком плеснул раскалённым жиром, что тоже послужило поводом для насмешек. Ещё бы: готовя нехитрую еду во время шторма, да будучи даже и изрядно навеселе, умудрялся без последствий балансировать в узком закутке, а тут, на тверди земной, не остерёгся! До того, видать, привык к качке, что и здесь качнулся привычно, а всё прочее почему-то за ним не последовало.

— Нет. Потому что черны как негры. Не помоемся, так на невольничьем базаре ни одна собака не отличит.

Первым начал тыкать во всех пальцем смешливый Томас, затем Йост. Вскоре половина варщиков уже каталась по земле, вторая половина, согнувшись, держалась за животы, а сам шкипер не то пытался стереть намертво въевшуюся копоть, не то смахивал выступившие от смеха слёзы. Кончилось всё тем, что Йост схватил какую-то полуобгоревшую палку и принялся изображать злобного африканского демона.

Михель впервые увидел улыбающегося, да что там — хохочущего во всё горло Яна. Шустрый Томас с трудом отыскал в окрестностях чистый кусок льда, чтобы не только над прочими вдоволь потешиться, но и над собой посмеяться. Адриан продолжал сквозь пальцы смотреть на эту весёлую возню: топлива в печи достаточно, котёл выгружать и загружать время ещё не подошло. Однако, выждав определённое время, напомнил о себе, и через минуту все снова прилежно трудились.

«Резвятся прям как ландскнехты на привале у костра где-нибудь в Германии. Оружия дать побольше, и ни за что не отличишь», — с каким-то даже изумлением приметил Михель.

Ночевать устроились тут же, у котла: лезть в порядком опостылевший, к тому ж нетопленный кубрик никому не хотелось. Благо ночь выдалась безветренная да бесснежная.

Адриан и дежурного назначил, наказав, кого и когда разбудить в подмену. Задача: не загасить печь да беречь прочих от возможных медвежьих визитов.

Вообще-то белые их, несмотря на пророчества уже покойного спексиндера, не особо одолевали. Видели, конечно, не раз, но, судя по всему, предыдущие посетители фактории накрепко отшибли у них охоту совать свои чёрные носы в людские дела.

— Ничего, голод не тётка, вот покочегарим тут сутки-другие — закружат всё ближе и ближе, — утверждал уже Гильом.

Зато их род деятельности пришёлся явно не по вкусу поспешно ретировавшимся с лежбища тюленям. Кто их знает, этих людишек: а ну как захотят китовую ворвань тюленьим жиром разбавить?

На ночь плотно набили котёл, чтобы, как выразился Адриан, сало не выжаривалось, а выпаривалось. Намеревались поболтать уже закутанными в одеяла, да за трубкой-другой, однако усталость всех сморила быстренько.

Михеля ночью дежурить не назначили. «Не доверяют, что ли? Вырежу там, например, всех или медведей напущу... Впрочем, оно и к лучшему — отосплюсь без помех».

Честный труд, рук не покладая, в поте лица своего и всё такое прочее, — штука, как попы уверяют, полезная. Только тебе, Михель, никакая уж праведность дальнейшая не поможет. И вообще тем ландскнехтам, кои каким-то чудом умудрились протиснуться на небеса, ох и скучно, верно, там куковать. А от работы, кроме всего прочего, и устаёшь зверски. Просто жизненно необходимо подкрепить истощённые силы добрым сном да на свежем воздухе, благо погода и раскалённая печь позволяют не трястись полночи от холодрыги. А то ведь ненароком упадёшь у котла — засмеют.

«Яну-то такая работёнка в самый раз: трудится аки пчёлка. Хороший батрачок растёт. А вот о крови забыл! Ну да я ему напомню. Дайте срок».

Мужик, мать его, он и есть мужик. Себя таковым Михель давно не считал. Ломить без просвету — вот предназначение мужика! Его цель — пожрать. Его место — хлев. Ян — всего лишь попутный союзничек. Выбран по одному только признаку — что не смог, как и Михель, влиться в команду. Выжать его до последней капли, как выдавливают лимон для хорошего грога, да и швырнуть в помойное ведро. «Я не могу поставить и убрать парус в одиночку, я не могу совсем не спать. Потому я вынужден полагаться на отбросы рода людского, на тех, кого Великая Война просто выблевала, потому как обожралась в этот день человечины. Ян у нас, значит, не сонный вовсе, он просто полупереваренный. Потому-то, мать его, и ходит вечно, словно в штанах у него куча собственного "золота". И оживляют его только тяжёлая работа да добрая взбучка».

И всё-таки, костеря про себя на чём свет стоит Яна, Михель одновременно и жалел его: ну не видел паренёк жизни стоящей! Всё война да война — великий похититель радости. И радовался в душе: так же механически безропотно Ян станет в своё время — а время это придёт по-всякому! — выполнять его, Михеля-командира, любые приказания.

Нельзя сказать, что Михель совсем уж не чувствовал удовольствия или упоения от работы: крестьянская косточка, как-никак. Но работать хорошо не значит работать с удовольствием. Радость от разделки того же кита — тень бледная той сладкой, переслоённой для вкуса диким ужасом нервной истомы пред-, после- и боевого настроя! Интересно, Гансу-живодёру китов резать вдоль и поперёк полюбилось бы? С китобоями можно, верно, прожить подольше, вот только гораздо скучнее. Кто ведал бы, как ему одиноко среди этих чужих людей, всецело поглощённых чужим для него делом! Настолько они по уши в своём ремесле, что, ровно слепцы, в упор не видят Михелевых приготовлений к перевороту. Все Виллемовы происки против него считают не более чем старческим брюзжанием и завистью ко всем, кто помоложе. И эти люди с их китобойным делом отрывают от него, поглощают и, в свою очередь, переваривают Яна! А без Яна в его задуманном деле — всё равно что без правой руки. «Левой, — машинально поправил себя Михель. — Левой, а то ведь возомнит ещё о себе невесть что».