Морской наёмник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 16

— Допрыгался, молодчик! — заорал ответно спексиндер, поднося ладони козырьком к глазам, чтобы вдоволь налюбоваться Михелем.

«И чего ж они меня так ненавидят? И даже не скрывают этого. Любой мой промах — и радость их беспредельна. Ладненько, ребятки, долг платежом красен».

— Ты, вояка, без всякого врага готов угробиться! — продолжал Томас-спексиндер. — Хорошего мы себе помощничка взяли, скажи, младший!

— Ага! — давясь смехом, подтвердил Томас-юнга. — А ещё пихаться вздумал.

— Глаза, руки, ноги целы? — внезапно сменил тон спексиндер. — Не хватало нам, чтобы ты ещё и покалечился.

— Всё нормально, — примирительно поднял руки Михель. — Пара царапин абсолютно не стоит ваших воплей.

— Ну, смотри. — Интерес спексиндера сразу остыл, ровно он, выудив заботливость из-за пазухи, передержал сё на ледяном ветру. — Тогда топаем дальше. Нельзя терять время. Я иду первым, налегке, а вы постарайтесь держаться след в след. Уверяю, тут ещё предостаточно и камней, и гололёда, и трещин, чтобы всем троим свернуть себе шею. Видно, зрелище разорённой фактории вызвало временное помутнение рассудка, вот мы все и бросились вниз очертя голову.

— Кто бы это мог быть?

— Скоро точно выясним. Если ни одной железной вещицы на пепелище не найдём, ровно как и бронзовой, — значит, бродяжки-эскимосы.

— Да вон же, салотопный котёл вмазан в печь, я отсюда прекрасно вижу.

— Им такая громадина не под силу, да и ни к чему в тундре. Сало и мясо они прямо сырыми, зачастую лихо уплетают.

— Да, судя по всему, аборигены, — добавил спексиндер. — Вон на той скале был птичий базарчик. А сейчас никого. Плакала моя яишня из полутора дюжин яиц.

— Птицы, наверное, ушли от дыма. Вишь, как скала закопчена.

— Теперь без разницы, — махнул рукой спексиндер. — Покушали яичек. Точно так же, как вши теперь покушают нас. — Поймав недоумённый взгляд Михеля, спексиндер охотно пояснил: — Второе, о чём мечтал, — от вшей избавиться. Дельфиниум-то ^[35] — на вес золота. Натопили бы пожарче печь, чтоб можно было голышом разгуливать, согрели бы для себя котёл воды, а всю одежду — за порог на пару часиков. Потом только встряхнуть — вся замороженная живность и отлетит лапками вверх. Не судьба... Добраться бы мне до тех аборигенов!

— От кровососов избавиться было бы очень даже недурно. — При напоминании о вшах Михель стал яростно чесаться, словно подвергся внезапной атаке, хотя уже и не помнил, когда у него их не было.

Глядя на него, и Томас-младший запустил обе руки под одежду.

Спексиндер только расхохотался, узрев их усилия.

— Почётной смерти возжелали ^[36]? А обратиться в ледяные столпы вместе со всей своей живностью не желаете? Тогда вперёд.

— Костёрчик вот здесь запалим, у стены салотопки, — она будет тепло на нас отражать. К тому же земля тут на пару футов пропиталась жиром: начнёт гореть — опять же теплей. Знаешь, ландскнехт, как правильно костёр сложить, чтоб и жару вдоволь и хватило чтоб на всю ночь?

— Да уж, — неопределённо-утвердительно пожал плечами Михель.

— Тогда, значит, ведаешь, какие дрова собирать. Не хворост — брёвна требуются. Жаль только, здесь весь запас дерева выжжен начисто. Да и возле фактории плавник ^[37] изрядно повыбран — далече придётся прогуляться.

— Это ж сколько деревьев надо спалить, чтобы хоть одного полосатика перетопить в ворвань? — озадаченно присвистнул Михель, словно не было сейчас важнее вопроса.

— Не столь много, как ты полагаешь. — Говоря, спексиндер проворно освобождался от поклажи. — Вы тоже разоблачайтесь, за дровами налегке потопаем. Так вот, когда топят ворвань, — вернулся он к Михелеву вопросу, — главное — растопить. А потом он начинает сам себя выжаривать.

— Каким образом? — Михель на секунду задумался, что ещё стоит брать кроме топора.

— Ружьишко захвати, — назидательно ткнул пальцем спексиндер. — Бо мишки не только моржатину уважают, но и до человечинки ой как охочи. Ты, Томас, тоже держи ушки на макушке, а порох на полке.

— Сам-то безоружный пойдёшь?

— А что, ты, ландскнехт, стрелять разучился? — вопросом на вопрос ответил спексиндер. — Пистолет на случай за пояс суну, хотя толку от него... Ты стреляй, не дай бог приведётся, не по нему — свалить такого зверюгу одним зарядом практически невозможно, разве что разозлить-раззадорить. Это только эскимосы на них с копьём да ножом охотятся. А лучше бабахни в воздух для острастки — очень они пугаются. В общем, Томас, ты топаешь по берегу туда, а мы с ландскнехтом — сюда. Если нарвёшься на порядочный бурелом — кричи, а то стрельни. То же и мы. Пойдём, Михель, расскажу по дороге про китобойную хитрость... Видел, как мы сало кусками покромсали? Такой кусок, даже без кожи если и мяса, сколь ни перетапливай, целиком не исчезнет — останется порядочная шкварка. Некоторые умники их ещё «китовыми оладьями» обзывают да трескают за милую душу...

Смёрзшаяся береговая галька препротивно хрустела под подошвами матросских сапог.

— Недурный пляжик, — обернулся на ходу спексиндер. — Это здесь великая редкость. Обычно либо скалы, либо лёд. В случае если кита гарпунят поблизости, его подтаскивают к мелководью, и ближайший прилив плавно выносит тушу на берег, ровно на стол разделочный. Полосовать на тверди куда как сподручней, нежели на хляби. Единственное, что роднит: тучи чаек там и тут. Да ещё, того и гляди, голодный медведь вместо акулы примчится на запах свеженины. Правда, тут он не наглеет — понимает, что еды много, вдоволь, и ему перепадёт. Стоит в сторонке, трёт бока о валун, пускает слюну, ждёт терпеливо. Изредка, правда, порыкивает: мол, поторапливайтесь, невмоготу терпеть. Сжалишься иной раз — швырнёшь кусок. Звери, они ж как люди, хоть и твари бездуховные. Один, понимаешь, ровно собачонка безродная на лету кусок заглатывает. Другой же подходит степенно, трапезничает аккуратно, а то и унесёт в зубах подачку за камни, ровно стыдится нас. А бывает, не поверишь, — спексиндер даже головой крутнул в восхищении, — даже глазом не поведёт! Мол, буду я ещё унижаться, аппетит растравлять попусту, когда так и так туша вскоре моя будет. Морда аж в пене вся, однако сидит, бестия, как статуя, — марку держит. Правда, таких гордецов, как и среди людей, — меньшинство малое, по пальцам счесть можно... Отстал я тут как-то от своих, — хохотнул спексиндер, — потом оглянулся и узрел, как такой вот гордец, думая, что за ним глаз нет, широкими скачками подскочил и врезался в тушу так, что, наверное, враз её насквозь протаранил-прогрыз. Только брызги полетели! Неясно было, от кого больше шуму: от его челюстей, без устали перемалывающих мясо, хрящи и кости, или от котлом взбурлившего желудка, мигом всё это переваривающего. Ханжой, одним словом, медведюка-то оказался. Однако ж никогда нельзя запамятовать, что и те и другие — и жадные, и гордые, и попрошайки, и трусы — остаются диким опасным зверьём. Знавал тут одного юнгу — пытался покормить из рук зверюшку. Верно, чтоб потом по кабакам было чем перед девками хвастать...