Он заметил, заметил…
Немец схватил Лили за горло, пытаясь просунуть пальцы ей в рот. Лили стиснула зубы и оскалилась, точно росомаха. Гауптман гадливо ее отшвырнул. Из коридора донесся топот сапог. Эва осела на пол и зарыдала. Не оттого, что Лили взяли с поличным, но потому, что так должна поступить Маргарита — насмерть перепуганная дуреха, которая знать не знает женщину в соседней комнате. Эва перегрызла бы глотки немецким свиньям, но Маргариту ждало задание.
Верден.
Съежившись на полу, она плакала под аккомпанемент тяжелого шарканья немецких сапог. Солдаты что-то ей говорили, но Эва никак не реагировала, потому что Маргарита знала только два немецких слова — «да» и «нет». Каждой своей вопящей клеточкой она сосредоточилась на соседней каморке, откуда не доносилось ни звука.
Немцы не знают, что она — руководитель шпионской сети, — лихорадочно соображала Эва. — Им невдомек, какой куш они сорвали. И все равно возникло кошмарное видение: Лили ставят к стенке, как Эдит Кэвелл. Повязка на глазах, наручники, на груди косой крест — мишень для расстрельного взвода. Лили падает кулем. На губах ее застыла усмешка.
Нет! — мысленно вскрикнула Эва. Однако жуткое видение было на пользу — оно помогло новому всплеску рыданий. Слезы и полная беспомощность сейчас важнее демонстрации отваги. Жалкая плакса ничем не опасна.
В комнату вошли полицейский и женщина, лицо которой словно вытесали топором. Эва ее узнала — она часто дежурила на пропускных пунктах. За зеленую форму и толстые жадные пальцы, которыми эта безжалостная баба рылась в чужих вещах, Лили прозвала ее Жабой.
Сейчас она хмуро глянула на Эву и обронила по-французски:
— Раздевайся.
— З-здесь? — Опухшая от слез Эва встала и обхватила себя руками, ежась под похотливыми мужскими взглядами. — Я не м-м-м…
— Раздевайся! — рявкнула Жаба.
Но полицейский, видимо, усовестился и велел солдатам выйти из комнаты.
— Если и ты, сучка, что-нибудь прячешь, я все равно отыщу и подведу тебя под расстрел, — посулила тетка, грубо расстегивая Эвину блузку, под которой открылась изношенная сорочка.
Путаясь в крючках, Эва сама сняла юбку. Нет, все это не взаправду. Всего пару часов назад она, стоя перед угасающим камином, надевала эту самую юбку, и Рене сморщил нос: «Такое белье, милая, носят оборванки из приюта. Так и быть, куплю тебе сорочку с валансьенским кружевом…» Накатила жуткая слабость, Эва застонала и хлопнулась на пол, симулируя обморок. Однако Жаба присела на корточки и приступила к обыску. Верден, — мысленно повторяла Эва, чувствуя, как грубые руки шарят по ее телу. Верден, — говорила она себе, когда эти руки выдернули шпильки из ее волос. Слава богу, нынче при ней не было шифровок…
Это продолжалось минут десять — Жаба обыскала Эву, затем проверила ее одежду и обувь. Жгучая пощечина завершила процедуру. Эва открыла заплаканные глаза.
— Одевайся, — сказала Жаба, явно разочарованная.
Эва села, прикрывшись руками.
— М-можно стакан в-в-в…
— Ч-ч-чего-чего? — передразнила Жаба.
— Воды, — всхлипнула Эва.
Пусть эта сука издевается, лишь бы утвердилась во мнении, что перед ней простофиля, позволившая украсть свой пропуск.
— Ах, воды? Вон, угощайся. — Жаба показала на плошку с мутной водой, в которой солдаты ополаскивали зубные щетки, и засмеялась собственному остроумию.
Эва неуклюже оделась. У дрожавшей Маргариты Ле Франсуа руки не слушались, но мысль Эвелин Гардинер неслась, точно курьерский поезд. Сквозь оконце в двери она видела, как Жаба подошла к Лили, и переполнилась страхом от того, что сейчас произойдет.
Жаба приказала Лили раздеться.
Она не подчинится, — подумала Эва.
Лили стояла как вкопанная. Жаба сдернула с нее юбку.
Ни за что не подчинится.
Лили сопротивлялась, но здоровенная баба сорвала с нее всю одежду. В отличие от Эвы, Лили не прикрыла свою наготу и даже не шелохнулась, когда Жаба всю ее обшарила. Такую худенькую — ребра ее выпирали, точно перекладины лестницы. Потом Жаба грубо отпихнула Лили, с лица которой не сходила презрительная усмешка, и перешла к осмотру ее одежды и сумки.
Пусть она ничего не найдет, — взмолилась Эва, но из сумки выпали паспорта торговки сыром Вивьен, прачки Розали, белошвейки Мари и Алисы Дюбуа, которые Лили использовала при переходах границы. Жаба что-то орала, размахивая паспортами, Лили бесстрастно смотрела перед собой.
Наконец ей разрешили одеться. Она застегивала последнюю пуговицу на блузке, когда в каморку вошел человек с кружкой в руке. Эва, подглядывая сквозь занавесь растрепанных волос, его узнала — это был герр Роцелэр, начальник городской полиции. Несколько раз она его видела издали, но в донесении составила его характеристику, услышав, что о нем говорят пьяные офицеры. Сейчас это низенький смуглый мужчина в отлично сшитом пиджаке пожирал глазами Лили.
— Вас не мучит жажда, мадмуазель? — по-французски спросил он, протягивая кружку, наполненную густым желтоватым питьем.
Хотят, чтобы ее вырвало, — сообразила Эва, — надеются таким способом заполучить шифровку.
— Спасибо, мсье, я не люблю молочного, — вежливо ответила Лили. — Не найдется ли у вас бренди? У меня был жуткий день.
Точно так она сказала в их первую встречу в Гавре. Эва вспомнила тот дождливый день, душное кафе и невероятную шляпу Лили. Воспоминание резануло ножом. Добро пожаловать в сеть Алисы.
— Отведайте, прошу вас. — Герр Роцелэр изображал хлебосольного хозяина.
Лили усмехнулась и покачала головой. Жаба ее пихнула и, ухватив за волосы, запрокинула ей голову, а полицмейстер попытался силой влить питье ей в рот. Но Лили выбила у него плошку, содержимое которой разлилось по полу. Жаба влепила Лили пощечину.
— Не надо! — Герр Роцелэр вскинул руку. — Сначала допросим обеих.
У Эвы екнуло сердце.
— Эта раззява тут ни при чем. — Лили фыркнула. — Говорю же, я высмотрела ее в очереди и стянула у нее пропуск.
Сквозь оконце полицмейстер глянул на Эву, скорчившуюся в углу.
— Приведите ее.
Жаба вошла в комнату, схватила Эву за руку и втащила в каморку. Эва рухнула на колени и залилась слезами, икая и подвывая. Истерика далась ей удивительно легко. Внутри она была абсолютно спокойна и как будто наблюдала за собой со стороны. Краем глаза она видела маленькие босые ступни Лили.
— Итак, мадмуазель… — Полицмейстер старался поймать взгляд Эвы, согнувшейся пополам. — Ле Франсуа, если это ваше настоящее имя…
— Я ее знаю, герр Роцелэр, — вмешался молодой гауптман, арестовавший девушек на перроне. Оттого-то он и решил проверить наши документы, что узнал меня? — подумала Эва. — Значит, виновата я, я… — Она живет на рю Сен-Клу. Помню, я был там с проверкой. Девица достойная.