Эва приподняла голову, роняя слезы.
— Кто?
— Ну вот, Леон Трулен… Ему еще не было и девятнадцати… Его отвели ко рву и расстреляли… Были и другие. — Кэмерон провел рукой по своим волосам в сильной проседи. — Я так и не смог привыкнуть. Грязная у нас работа.
Верно, грязная, и она впереди, но пока об этом лучше ненадолго забыть. Эва прижалась к Кэмерону, влажные ресницы ее защекотали ему щеку.
— У тебя есть чай? Последнее время я пила только отвар из листьев грецкого ореха.
Капитан улыбнулся, сразу помолодев. Эва знала, что позже он станет терзаться своим поступком (близость с подчиненной! супружеская измена!), но пока он был счастлив.
— Есть. И чай, и даже настоящий сахар.
Эва простонала и пихнула его из кровати.
— Завари поскорее!
Кэмерон натянул брюки и босиком прошлепал по половицам. Все это сильно отличалось от привычной картины, когда Рене надевал парчовый халат, закуривал сигарету и начинал болтать, а Эва систематизировала и запоминала услышанное… В эту минуту думать о Борделоне было особенно противно. Эва приняла кружку с чаем, отхлебнула и опять застонала:
— Ой, сейчас умру!
А что, было бы совсем неплохо умереть в постели с Кэмероном. И тогда уже не надо возвращаться в Лилль, думать о задании, красться, как тать в ночи… Эва отогнала эти мысли, но Кэмерон что-то подметил.
— О чем ты думаешь? — Он заправил ей свесившуюся прядь за ухо.
Эва прихлебнула чай.
— Так, ни о чем.
Кэмерон погладил ее по шее.
— Эва… кто он?
Она не стала притворяться, будто не поняла. Невинная девушка, которую капитан провожал на фолкстонском причале, сгинула, нынче ему отдалась страстная женщина.
— Никто, — равнодушно сказала Эва. — Просто человек, который в постели выбалтывает полезную информацию.
— Борделон? — чуть слышно спросил капитан.
Эва кивнула. Она не смела поднять взгляд, сердце стучало в горле. Кэмерон читал ее донесения и знает, кто такой Рене. Наверное, он гадливо отшатнется…
Ну и ладно. Работа есть работа.
— С этим покончено. — Капитан поставил кружку на пол и крепко обнял Эву. — Утром я увезу тебя в Фолкстон. Ты его больше никогда не увидишь.
Он явно считал, что вопрос об отзыве из Лилля решен окончательно. На секунду Эва уступила соблазну оказаться дома, в безопасной Англии. Где будет чай!
Потом вздохнула и, тоже поставив кружку, прижалась щекой к плечу Кэмерона. Он хотел встать, но Эва опрокинула его в постель. Они снова любили друг друга, нежно и медленно. Эва глушила свои крики, закусив подушку. Но вот обессиленный капитан провалился в сон. Дождавшись, когда дыхание его станет ровным, Эва бесшумно слезла с кровати и оделась. Простит ли он меня когда-нибудь? — с горечью подумала она, бросив прощальный взгляд. — Наверное, нет. И полюбить меня не сможет. А вот я его люблю, уж точно. Эва поправила светлую прядь, упавшую на его лоб; капитан хмурился, словно даже во сне был чем-то встревожен.
Майор Аллентон усмехнулся, когда она появилась в гостиной. Он, конечно, догадался, что происходило наверху. Эве было все равно. Шлюха она или нет, майор настроен отправить ее обратно.
— Мне нужен пропуск, — без предисловий сказала Эва. — Я готова вернуться в Лилль.
Аллентон удивился.
— А я думал, Кэмерон убедит вас не подчиняться приказу. Он тот еще гусь. Ничего странного — когда так долго копаешься в грязном белье вроде шпионажа, коварство становится второй натурой.
Он брезгливо поморщился. С Рене Эва столь поднаторела в чтении мыслей по лицу, что майор был для нее открытой книгой. Оставалось лишь выбрать нужный абзац.
— Вы старше чином, сэр. — Эва опустила глаза. — Разумеется, я подчинюсь вашему приказу. Раз вы говорите, нужно вернуться, я в-в-возвращаюсь в Лилль.
— А вы и впрямь молодчина. — Довольный, майор потянулся за перьевой ручкой. За окном смеркалось, под светом тусклой лампы темные пятна на выцветших обоях выступили отчетливее. — Теперь я понимаю, что в вас нашел Кэмерон. — Взгляд майора ощупал Эву. — Он лезет на стену от беспокойства за всю агентуру в юбках, но вы для него что-то особенное.
Эву кольнула радость, смешанная с виной — теперь у капитана вновь будет повод тревожиться о ней.
— Пропуск, сэр, — напомнила она.
Время не ждет. Не дай бог, Кэмерон проснется, и тогда — новый виток дебатов. Лучше поторопиться.
Майор взялся подделывать пропуск.
— Могу спорить, Кэмерон не говорил вам, какая у него агентурная кличка?
От подобной дури Эва чуть не закатила глаза. Слава богу, Аллентон — не оперативник. Выведать у него информацию — все равно что выманить конфету у ребенка. Ты и вправду идиот, — хотела сказать Эва, но, сдержавшись, подала ожидаемую реплику:
— Нет, не говорил. И какая же?
Вручая ей пропуск, майор осклабился:
— Эвелин.
Глава двадцать седьмая
Чарли
Май 1947
Наступил второй вечер, как я узнала, что Розы нет на свете. Я опять боялась увидеть ее во сне, однако больше не хотела напиваться до бесчувствия. Голову только-только отпустило.
Уже подошло время ужина с Эвой и Финном, а я все перебирала одежду, выискивая что-нибудь чистое. После Орадур-сюр-Глана было не до стирки, и у меня осталось только черное платье, которое я выторговала у хозяйки парижской комиссионки. Прямое и строгое, с высоким воротом и открытой спиной, оно не скрывало, но лишь подчеркивало мою угловатость. Шикарно! — услышала я Розин смех и крепко зажмурилась, ибо именно это она сказала, когда мы, маленькие, забрались в гардеробную ее матери и стали примерять вечерние платья. Роза нарядилась в платье из черной тафты от Скиапарелли — длинный шлейф, осыпающиеся блестки по корсажу, а я влезла в атласные туфли, для меня слишком большие.
Стряхнув воспоминание, я посмотрела на свое колеблющееся отражение в зеркале. Роза одобрила бы мое черное платье, — решила я и сошла вниз.
Ужинали мы в соседнем кафе, уютном и очень французском: красные маркизы, клетчатые скатерти. Играло радио, и пела, конечно, Эдит Пиаф. Песня называлась «Три колокола». Звонили ли колокола в Орадур-сюр-Глан, когда женщин и детей загоняли в церковь, — подумала я…
Эва и Финн сидели за дальним столиком; Эва помахала мне искалеченной рукой, и я пошла к ним, лавируя меж официантов с подносами.
— Привет, америкашка. Финн говорит, вы познакомились с майором Аллентоном. Тот еще подарочек, а?
— Усатый болван.
— Однажды я чуть не выдрала ему усищи. — Эва покачала головой, ковыряя корочку багета. — Теперь жалею, что сдержалась.