— Маргарита Ле Франсуа… — Полицмейстер пролистал Эвин паспорт и кивнул на Лили: — Вы знакомы с этой женщиной?
— Н-н-н… — Предательское слово с металлическим вкусом тридцати сребреников никак не сходило с уст, но вот наконец Эва прошептала: — Нет.
— Да откуда ей знать меня? — досадливо воскликнула Лили. — Раньше я ее в глаза не видела! Неужели я бы стала переходить границу на пару с дурой-заикой?
Герр Роцелэр разглядывал Эву: мокрые щеки, облепленные растрепавшимися волосами, трясущиеся руки, через которые словно пропустили электрический ток.
— Куда вы ехали, мадмуазель?
— В Т-т-т-т…
— Да отвечайте же, господи боже мой!
— В Т-т-т… — Эва не притворялась — еще никогда в жизни она так не буксовала. — На п-п-причастие моей п-племямянницы… в Т-т-т…
— В Турне?
— Да, г-г-господин…
— У вас там родные?
На этот вопрос Эва отвечала еще дольше, полицмейстер раздраженно переступил с ноги на ногу. Вид Лили выражал полнейшее равнодушие, но Эва знала, что внутренне подруга натянута как струна, и легко угадывала ее мысли.
Плачь, маргаритка, реви во всю мочь.
Полицмейстер спросил еще о чем-то, но Эва зашлась истеричным рыданием, рухнула на вонявшие хлоркой половицы и заскулила, точно побитый щенок. Однако сердце ее билось ровно.
— Боже ж ты мой! — Герр Роцелэр раздраженно всплеснул руками. — Гауптман, выпишите ей новый пропуск, и пусть идет на все четыре стороны. — Он повернулся к Лили, глаза его блеснули. — А вот с вами, мадмуазель шпионка, мы поговорим. Вашим подельникам, которых мы взяли… — Он говорит о Виолетте, — поняла Эва. Гауптман помог ей встать. — …придется несладко, если вы откажетесь отвечать на вопросы.
Лили взглянула полицмейстеру в глаза:
— Вы лжете. Потому что боитесь. Вот и хорошо. Больше я ничего не скажу.
Она скользнула взглядом по Эве, и в глазах ее мелькнул огонек; потом отвернулась к стене, погрузившись в каменное молчание.
Полицмейстер схватил Лили за плечи и сильно встряхнул, отчего голова ее мотнулась, как у тряпичной куклы.
— Ты заговоришь, подлая шпионка, заговоришь…
Лили молчала. Рыдающую Эву выпроводили из комнаты. Слезы ее были неподдельны.
Гауптман прочел ей нотацию об аккуратном отношении к документам, но потом смягчился, видя, как она неуемно заливается в три ручья.
— Такой девушке здесь совсем не место, — сказал он ворчливо, приказав писарю выдать новый пропуск. — Вы вели себя глупо, мадмуазель, но я сожалею о доставленных вам неприятностях.
Эва все плакала. Лили, — билась мысль, — Лили! Будь ее воля, Эва влетела бы в каморку и перегрызла глотку Роцелэру, но сейчас стояла подле хлопотавшего гауптмана и плакала, закрыв руками лицо.
— Езжайте в Турне, к родным. — Гауптман всучил ей пропуск, явно желая сплавить ее как можно быстрее. — Ступайте.
Эва зажала бумажку в кулаке и вышла из караульного помещения, чувствуя себя Иудой.
В Турне явочная квартира была в небольшом старом доме, ничем не отличавшемся от своих соседей по улице. Эва тяжело поднялась на крыльцо и отбила условный стук. Дверь распахнулась, едва она успела опустить руку. Долю секунды капитан Кэмерон смотрел на нее, потом втянул ее в прихожую и заключил в объятия.
— Слава богу, вам хватило ума приехать! — выдохнул он. — Я боялся, вы заупрямитесь, и даже арест Виолетты на вас не подействует.
От него пахло твидом, трубочным табаком и чаем — очень по-английски. А Эва уже привыкла, что мужское объятие отдает французским одеколоном, сигаретным дымом и абсентом.
Опомнившись, Кэмерон отстранился и поправил не застегнутый воротничок рубашки. Он был без галстука, под глазами его пролегли глубокие тени.
— Добрались благополучно?
Эва судорожно вздохнула.
— Лили…
— Где она? Пытается что-нибудь разузнать о Виолетте? Она слишком рискует…
— Лили арестована! — выкрикнула Эва. Слова эти будто ударили под дых. — Она у немцев.
— Господи Иисусе! — прошептал Кэмерон, словно молясь. В единый миг он постарел лет на десять. Жестом он остановил Эву, собравшуюся продолжить рассказ: — Не здесь. Доложите официально.
Ну, конечно. Все должно быть запротоколировано, даже несчастье. Следом за Кэмероном Эва прошла в тесную гостиную, где сдвинутые к стене аляповатые столики освободили место для картотеки, плотно набитой папками; в комнате были еще два человека: худосочный секретарь в рубашке без пиджака и военный с навощенными усами — майор Джордж Аллентон, он же Усач, который некогда уведомил Эву о тюремном сроке капитана.
— Для знаменитой Луизы де Б. эта дама чересчур юна и хороша собой, — отпустил тяжеловесный комплимент майор, явно не узнав Эву.
— Не сейчас, Джордж, — оборвал его Кэмерон. Он предложил Эве стул и кивком выпроводил секретаря. Когда за тем закрылась дверь, он тяжело, точно древний старик, сел напротив Эвы. — Сеть Алисы провалена. Докладывайте.
Эва коротко рассказала, что произошло. Лицо Кэмерона посерело, но взгляд его, обращенный на Аллентона, полыхал гневом.
— Я же говорил, что оставлять их в Лилле слишком рискованно, — тихо произнес он.
Майор пожал плечами.
— На войне приходится рисковать.
Эва едва не врезала ему. Кэмерон кусал губы, сдерживая злые слова. Аллентон, не замечая их отклика, увлеченно грыз заусенец на пальце.
— Лили… — Кэмерон растер изборожденное морщинами лицо. — Хотя чему удивляться, она всегда была бесшабашной. Однако столько раз ей везло… И я решил, что так будет вечно…
— На этот раз удача ей изменила. — Эва почувствовала такую усталость, что опасалась не встать со стула. — Она и Виолетта у немцев. Хорошо бы их посадили в одну камеру. Вдвоем они всё одолеют.
Майор покачал головой.
— А как же вас-то отпустили?
— Сочли меня полоумной.
После всех театральных рыданий уже не осталось ни единой слезинки, хотя от горя душа вопила. Хотелось свернуться клубком, точно подыхающее животное. Однако надо было закончить дело. Эва дала полный отчет по Вердену, и помертвевшие глаза Кэмерона ожили. Собрав волю в кулак, он стал делать пометки. Аллентон то и дело встревал с вопросами, что очень раздражало. Вот Кэмерон всегда молча выслушивал рапорт и лишь потом уточнял детали, а майор перебивал чуть ли не на каждом слове.
— Верден, говорите?
— Да. — Эве ужасно хотелось выдрать ему навощенные усы. — Стопроцентно.
Майор окинул Кэмерона высокомерным взглядом.
— Вот почему я настаивал, чтобы эта группа продолжила работу.