Эве отнюдь не хотелось говорить о наслаждении, живописном и любом другом.
— Нет, я о нем н-н-не слышала.
— Это вызов. — Сняв запонки, Борделон выронил их в подставленную ладонь Эвы и завернул рукава рубашки, открыв бледные гладкие предплечья. Стараясь на них не смотреть, Эва уставилась на запонки, под светом переливавшиеся оттенками багрового цвета. — Вызов в золотом обрамлении. Многие считают это неприличным, ну и что? Бодлера тоже называли похабником.
Эва осторожно положила запонки к бюсту поэта и, глянув на грубое мраморное лицо, подумала: он был противен своей любовнице так же сильно, как Борделон — мне?
— Могу я попросить вас об одолжении, м-мсье?
— Об одолжении? Это уже интересно.
— Нельзя ли мне взять отгул? Подруга попросила вместе с ней навестить ее дядюшку, а живет он далековато.
Это была чистая правда. С Борделоном Эва старалась меньше лгать и больше недоговаривать.
— То есть вы хотите прогулять работу, — задумчиво сказал Борделон. — А ведь есть много желающих занять ваше место и работать без всяких отгулов.
— Я знаю, мсье. — Эва изобразила умоляющий взгляд. — Я надеялась, вы мною д-довольны, и п-п-п-п….
Борделон дал ей побуксовать на слове, потом отложил гроссбух.
— Ну хорошо. Можете взять выходной, — наконец сказал он, и от радости Эва чуть не обмякла.
— Спасибо вам…
— Уже поздно, — прервал ее Борделон. — Вы не забыли свой пропуск? Или вас опять проводить? — Он распустил галстук-бабочку. — Пожалуй, я провожу вас в любом случае. Мне бы хотелось развить наше знакомство, Маргарита.
Борделон назвал ее по имени, однако пренебрег обращением «мадмуазель». Едва он развязал галстук, как стало ясно, что выходить он никуда не собирается. Развитие знакомства произойдет здесь и сейчас.
Потому что я попросила об одолжении.
Эва усиленно сглотнула, чтоб было видно, как дрогнуло ее горло. Борделону понравится ее волнение.
Он бросил галстук на подлокотник кресла.
— Вы обдумали мое давешнее предложение?
Эва не стала притворяться, будто не поняла.
— Оно меня удивило, м-мсье.
— Вот как?
— Я, простая официантка, не пара мужчине со вкусом. У меня ни красоты, ни м-манер, ни светского опыта. Так что вы меня сильно удивили.
Борделон поднялся из глубокого кресла и неспешно подошел к столику атласного дерева, уставленному хрустальными графинами. Один откупорив, плеснул светлой искристой жидкости в бокал, мерцающий гранями, точно бриллиант, и подал его Эве:
— Отведайте.
Эва сделала глоток, поскольку выбора не имелось. Горло ей ожгло нечто приторно-сладкое и очень крепкое с едва уловимым цветочным ароматом.
— Ликер из цветков черной бузины. — Борделон оперся локтем о каминную доску. — Меня им приватно снабжает один винодел из Грасса. Чудесные там места, пьянящий воздух насыщен тем же цветочным ароматом, который вы почувствовали в ликере. Напиток уникален, в ресторане я его не подаю. Немцам сойдут бренди, шнапс и шампанское, а этот ликер я приберегаю для себя. Надеюсь, он вам понравился?
— Да. — Эва не стала врать, когда в том не было нужды. — Но зачем угощать меня, если вы д-дорожите такой уникальностью?
— Потому что вы тоже уникальны. Вы, Маргарита, обладаете хорошим, я бы даже сказал, очень хорошим вкусом, только совершенно неотесанны. Как Ева в Эдемском саду.
Непонятно, как Эва не подскочила, услышав свое настоящее имя. Но как-то удержалась и вновь пригубила бокал.
— В своих партнершах я всегда ценил изящество и хороший вкус, — продолжил Борделон. — Прежде, выбирая между сырым материалом и готовым изделием, я всегда отдавал предпочтение последнему, но сейчас в Лилле почти не осталось элегантных женщин. Голод вкупе с патриотизмом превратили всех моих давних знакомиц в мегер. И тут меня осенило: если я хочу надлежащую партнершу, я должен, подобно Пигмалиону из греческого мифа, сотворить ее сам. — Длинным пальцем он отвел прядь со лба Эвы. — Вот уж не думал, что процесс созидания настолько меня увлечет. Так что вам тоже удалось меня удивить.
Эва не знала, что на это сказать. Но Борделон, похоже, и не ждал ответа.
— Еще? — кивнул он на бокал.
— Да.
Борделон вновь плеснул щедрую порцию. Он хочет меня напоить, — подумала Эва. — Семнадцатилетняя Маргарита не привычна к крепким напиткам. Бокал-другой сделают ее покладистой и ко всему готовой.
На дне фужера она как будто видела железнодорожный путь, по которому проедет кайзер, коменданта Хоффмана и его свиту, за шнапсом выбалтывающих секреты, радостное лицо Лили, получившей от нее первое донесение. А в ушах звучал голос наставницы: «Сучья работа, верно?»
Да, — опять согласилась Эва. — Но кто-то должен ее делать. Так почему не я, если у меня получается хорошо?
Она осушила бокал. Борделон придвинулся ближе. Эва ощутила тонкий запах дорогого одеколона. Сейчас поцелует? Эва отогнала видение капитана Кэмерона, на пустынном берегу обучающего ее стрельбе из пистолета. Борделон склонился к ней.
Не отпрянь.
Рене втянул ноздрями воздух и, чуть скривившись, выпрямился.
— Пожалуй, вам стоит принять ванну. Моя туалетная комната к вашим услугам.
Нетронутые губы Эвы недоуменно дрогнули. Она опустила взгляд и увидела, что манжеты ее платья, несмотря на всю аккуратность в работе, слегка забрызганы соусом бер-блан и красным вином. А потом еще вспомнила утреннюю прогулку с Лили, на которой вся взмокла. Я воняю, — подумала Эва и от унизительности чуть не расплакалась. — От меня несет застарелым потом и дешевым мылом. Прежде чем лишить девственности, меня надо хорошенько отмыть.
— Мыло для вас я выбрал сам, — буднично сказал Борделон, расстегивая воротничок рубашки. Он явно ждал благодарности.
— Спасибо, — выдавила Эва и пошла к указанной ей двери.
В туалетной комнате царила та же неприличная роскошь: черно-белый кафель, огромная мраморная ванна, зеркало в золоченой раме. На полке лежал целехонький брусок мыла, наверняка реквизированный во время обыска у какой-нибудь дамы. Вспомнились слова Борделона об аромате ландыша, который подошел бы Эве — нечто легкое, душистое, юное.
В голове промелькнули наставления Лили о способах ублажения мужчины, и Эва почувствовала, что сейчас ее вырвет, однако сумела перебороть тошноту. Наблюдай за ним и подчиняйся его желаниям, — сказала наставница. Глянув на мыло, Эва поняла, что от нее требуется не только пахнуть ландышем, но быть легкой, душистой и юной. Что ж, спасибо за подсказку.
Мстительно не жалея горячей воды, Эва наполнила ванну и, охнув, опустилась в жаркую благодать. Уже больше двух месяцев она мылась над раковиной, вытираясь крохотным полотенцем. От тепла и двух бокалов ликера голова ее поплыла. Так и лежала бы целую вечность, но дело не ждет.