Эва еще не видела Лили такой раздраженной.
— Сосредоточься, маргаритка! Ты витаешь в облаках!
— Сейчас соберусь, — пообещала Эва, но думала об одном: меня измочалили.
Хоть и не до смерти. Рене Борделон был довольно внимателен. Не настолько, чтобы лишить себя удовольствия, но все же. Чуть-чуть крови, не особенно больно. Вот и все, — думала Эва, получив разрешение одеться и идти домой. Еще одна смена, а утром поезд в Бельгию, встреча с капитаном Кэмероном, доклад о приезде кайзера. И до возвращения о Борделоне можно забыть.
Но после смены он опять оставил ее у себя.
— Конечно, я должен бы дать тебе время прийти в себя. — Борделон чуть улыбнулся. — Но уж очень ты соблазнительна. Ты не против?
— Нет, — сказала Эва.
А что она могла ответить? Поэтому был второй раз.
— С нетерпением буду ждать твоего возвращения.
Сидя в кровати, Борделон смотрел, как она одевается, и длинными пальцами собирал в гармошку простыню на колене.
— Я т-тоже. — Эва глянула на часы — без малого четыре утра. До встречи с Лили на вокзале осталось меньше четырех часов. — К сожалению, пора уходить. Спасибо за выходной день, мсье. (О благодарности забывать нельзя.)
Борделон не попросил обращаться к нему по имени, хотя сам называл ее только Маргаритой. Глядя, как она натягивает пальто, он усмехнулся:
— Ты удивительно молчалива, Маргарита. А ведь обычно женщины страшные болтушки. Я люблю тем сильней, что, как дым ускользая И дразня меня странной своей немотой…
Нечего и спрашивать, чьи это строки. Бодлер, конечно. Вечно Бодлер, черт бы его побрал. До встречи на вокзале осталось всего ничего, и она придет не собранная, не выспавшаяся, благоухающая мужским одеколоном.
Да еще измочаленная.
Вместе с Лили поспешая на перрон, Эва старалась, чтобы походка не выдала ее состояния. В свое время Лили обо всем узнает, но не теперь, когда она так сосредоточена на благополучном переходе границы. А капитан Кэмерон не узнает никогда. Эвелин Гардинер не меняет свою девственность на отправку с передовой. Она снова ляжет с Рене Борделоном, ибо теперь знает, что в постели тот разговорчив. За две ночи он уже кое-что выболтал об асе Максе Иммельмане и предстоящем визите кайзера. Пусть себе говорит, а она будет слушать. Что до остального… Привыкнет, вот и все.
— Скверно, — тихо сказала Лили.
Эва поняла, что опять отвлеклась и приказала себе собраться. Теперь она увидела, что встревожило Лили — перрон кишел немцами, военными и гражданскими.
— Кого-то взяли? — чуть слышно прошептала Эва, чувствуя, как взмокают руки в перчатках.
Самой большой угрозой было то, что под пытками арестованный шпион выдаст других агентов, поэтому все они почти ничего не знали друг о друге, однако…
— Нет, с помпой встречают какую-то армейскую шишку, — прошептала Лили. — Принес же черт ее именно сегодня…
Сквозь давку они пытались пробиться к охранникам, проверявшим билеты и паспорта. Поезд уже подали, локомотив под парами пыхтел и всхрапывал, точно жеребец, которому не терпится пуститься вскачь. Но в присутствии высокого начальства контролеры были особенно дотошны.
— Говорить буду я, — напомнила Лили.
Нынче она была торговкой сыром Вивьен, в соломенном канотье и старенькой кружевной блузке с высоким воротом. Согласно плану, Лили изводит охранников болтовней, неуклюжая Эва то и дело роняет что-нибудь из громоздкой поклажи, и от них не чают избавиться. Но всех гражданских досматривали придирчиво, очередь двигалась еле-еле. Нам нельзя опоздать на поезд, — кусая губы, думала Эва. Наконец они добрались до турникета. Лили уже изготовилась подать свой паспорт, но тут раздался возглас на французском с немецким акцентом:
— Мадмуазель де Беттиньи! Неужто вы?
Эва первой разглядела и тотчас узнала немца лет сорока пяти: густые усы, треугольная челочка, большие эполеты, два ряда медалей — кронпринц Баварии Рупрехт, генерал-фельдмаршал, командующий шестой армией, один из лучших германских военачальников. В июне он приезжал в Лилль и, обедая в «Лете», нахваливал «эльзасский черничный пирог», а также новые немецкие истребители-монопланы «фоккер», размещенные на местном аэродроме. Подливая ему бренди, Эва запомнила информацию о «фоккерах».
И вот сейчас он, окруженный толпой адъютантов, подошел ближе и коснулся плеча Лили:
— Глазам не верю, Луиза де Беттиньи!
На долю секунды Лили окаменела, зажав в руке паспорт торговки сыром Вивьен. Но тотчас кинула его в сумочку, точно картежник, сбрасывающий негодную сдачу, мгновенно сменила угодливую ухмылку на сияющую улыбку и, развернувшись к кронпринцу, присела в книксене. Эва не замедлила последовать ее примеру.
— Ах, ваше высочество! — воскликнула Лили. — Уж вы умеете польстить даме, узнав ее со спины, да еще в такой неприглядной шляпке!
— В любом уборе вы ослепительны, мадмуазель.
Генерал склонился и, звякнув медалями и орденами, поцеловал ей руку.
Лили ответила очаровательной улыбкой. Эва была как в тумане, но не могла не восхититься ее молниеносным перевоплощением: самоуверенный взгляд, гордо вскинутый подбородок, и даже унылое канотье по мановению пальца обрело игривый наклон тех огромных шляп с газовой вуалью, оставленных ею в вагонных купе во всех уголках Франции. Она мгновенно преобразилась в дворянку, переживающую нелегкие времена.
— Надо же так оконфузиться! — Речь ее обрела аристократическую тягучесть, которую ни с чем не спутаешь. — Кронпринца Баварии я встречаю в старых кружевах. — Лили коснулась воротничка блузки. — Принцесса Эльвира мне этого никогда не простит.
— Кузина к вам очень расположена. Помните, как в гостиной ее дома в Голешове мы играли в шахматы…
— И вы победили! Исподтишка окружив моих слонов, вынудили короля к сдаче. Неудивительно, что теперь вы командуете шестой армией, ваше высочество…
Потекла светская болтовня. На Эву, неловко переминавшуюся с поклажей, никто даже не взглянул, приняв ее за служанку блистательной дамы. Она вздрогнула, увидев, что их поезд отошел от перрона.
— Что вы делаете в Лилле, мадмуазель де Беттиньи? — Окруженный роем адъютантов, генерал не заметил отхода поезда. Он добродушно улыбался, от глаз его разбежались морщинки. Не будь он правой рукой кайзера, Эва прониклась бы к нему симпатией. — В этакой дыре!
Так вы и превратили его в дыру, — подумала Эва, и приязнь к Рупрехту мгновенно испарилась.
— Я собиралась навестить брата в Бельгии… Ах, боже мой, поезд-то ушел! Теперь не знаю, пропустят ли меня через границу… — Отчаяние Лили изобразила не хуже персонажа комедии дель арте.
Генерал тотчас отдал приказ адъютанту:
— Машину для мадмуазель де Беттиньи и ее горничной. Вас отвезет мой личный шофер.