Возможно, скоро так и будет. Если британская авиация сделает свою работу.
Одинаково сложив руки на груди, Эва и Лили разглядывали железнодорожный путь в сторону Германии. Через десять дней по нему проедет кайзер. Всего десять дней, и мир может стать другим.
— Я осмотрела местность. — Лили кивнула на железную дорогу. — То же самое сделали Виолетта и Антуан. (Из всех агентов шпионской сети Эва только их и знала — Виолетту и Антуана, обманчиво смиренного книготорговца, который изготавливал агентам фальшивые документы на все случаи жизни.) Мы сошлись во мнении, что этот участок — самый удобный для бомбежки. — Лили задрала подол и стала развязывать нижнюю юбку. — Но кто знает, примет ли начальство наше предложение.
— Давай расстелем одеяло, мы же на пикнике, — напомнила Эва.
Официантка и ее подруга белошвейка решили угоститься скудными бутербродами на лоне природы — это была их ширма на случай встречи с немцами. Эва расстелила старенькое одеяло, но Лили даже не взглянула на еду. Разложив юбку на траве, она достала грифель и стала быстро зарисовывать карту местности.
— С бумажками перейти границу теперь все сложнее. — Не прекращая сосредоточенной работы, Лили усмехнулась: — Но эти козлы даже не представляют, сколько информации умещается на нижней юбке.
— Я-то зачем тебе здесь? Виолетта хорошо знает местность, от нее толку больше.
— Она свое дело сделала. Но ценное сведение раздобыла ты, маргаритка, и заслуживаешь участия в операции. — Молниеносными штрихами Лили наносила на карты возвышенности, тропинки, деревья. — Выслушав мой доклад, дядя Эдвард приказал доставить тебя к нему.
— Меня?
— Он хочет выдоить из тебя как можно больше деталей. В столь важной затее рисковать нельзя. Едем через два дня.
Против ожидания, перспектива скорой встречи с капитаном Кэмероном отнюдь не согрела душу. Он был так далеко, словно в другом мире. Мысль о разделявшем их расстоянии взволновала гораздо сильнее его ласковых глаз.
— Я не смогу поехать в Фолкстон. Мне никак нельзя не выйти на работу.
— В такую даль ехать не придется. — Лили спокойно закончила набросок карты. — Дядя Эдвард будет ждать нас в Брюсселе. За день обернемся.
— Мое заикание слишком п-п-приметно. Я тебя подставлю.
Стань она причиной ареста Лили, ржавой бритвой отсекла бы свой неуклюжий язык.
— Ничего! — Лили взъерошила ей волосы. — Говорить буду я, мне не привыкать льстивой болтовней пробивать себе дорогу. Твоя задача хлопать ресницами, строить из себя невинную простушку, и тогда все пройдет как по маслу. Интересно, при чем тут масло? Странные у вас, англичан, выражения.
Эва видела, что веселость ее наигранная. Балаболя, Лили натянула нижнюю юбку, грифелем превращенную в карту.
— Пожалуйста, будь осторожнее, — сказала Эва, собирая несъеденные бутерброды. — Тебе всё шуточки. Смотри, досмеешься до расстрельного взвода.
— Пускай! — Лили махнула исхудавшей, почти прозрачной рукой. — Ясное дело, когда-нибудь я попадусь, ну и что? Хоть послужила отчизне. Пока есть время, надо спешить совершать подвиги.
— Времени-то м-м-мало, — причитала Эва, спускаясь с холма. — Через два дня в Бельгию… Как же я отпрошусь с работы?
— Уж сочини какой-нибудь предлог, — на ходу сказала Лили и бросила взгляд искоса: — Как там твой сволочной ухажер?
Думать о нем не хотелось. С той ночи, как Борделон проводил ее домой, Эва старалась не попадаться ему на глаза. На работе уносила тарелки, наливала шнапс и слушала. Ей удалось составить донесение о немецком асе Максе Иммельмане. Борделона она обходила стороной, но тот подавал знаки, что ждет ответа. Иногда безмолвно смотрел на ее шею, до сих пор помнившую прикосновение его языка. Или перед закрытием предлагал допить вино из бокала со следами жирных губ. Что же это за мир, в котором полуголодная отчаявшаяся девушка должна воспринимать угощение чужими опивками как шикарный жест кавалера?
— Не отстает, — наконец ответила Эва.
Лили заправила выбившуюся прядь за ухо.
— Поволынить его удается?
— П-пока что.
А есть ли в ее жизни что-нибудь, кроме «пока что»? Встреча с капитаном Кэмероном через два дня и приезд кайзера через десять — все это в одном сером мареве. Есть прошлое и есть «пока что». Все остальное неопределенно. И нереально.
В тот вечер в «Лете» было как-то особенно шумно — немцы реготали, обнимая истерически хохотавших женщин.
— Лярвы, — прошептала Кристин. Они с Эвой стояли у стены, ожидая, когда какой-нибудь гость вскинет палец: официантка, ко мне! — Вон та, что в новом шелковом платье липнет к офицеру, это Франсуаза Понсо. Знаешь, для этаких сучек булочник печет особый хлеб — он мочится в тесто, перед тем как его раскатать…
— Так им и надо. — Эва кивнула, хотя в животе у нее возникла противная пустота.
Франсуаза улыбалась, но в глазах ее была тревога, когда тайком от кавалера она прятала булочки в сумку. Наверное, дома ее ждали голодные рты, а в награду за свое унижение кормилица семьи получала оскверненный хлеб и поношенье. Однако было безопаснее согласиться с Кристин, выражавшей мнение большинства горожан.
Рене Борделон поглядывал на своих официанток, в глазах его мерцали блики горящих свечей. Смотри на Кристин, — мысленно взмолилась Эва. — Вон какая — блондинка, видная, литая, чего тебе еще? Однако разливать послеобеденный бренди он поманил Эву и одобрительно улыбнулся, наблюдая за ее неторопливыми изящными движениями.
— Пусть кто-нибудь другой отнесет бухгалтерскую книгу наверх, — в конце смены упрашивала она официантов, но те лишь смеялись:
— Нет уж, делай свою работу сама, Маргарита! Когда гроссбух приносишь ты, у хозяина поднимается… настроение, а нам это на руку.
Зубоскальство коллег означало, что взгляды, которые Борделон бросал на Эву, не остались незамеченными.
— Какие же вы с-свиньи, — буркнула Эва и поплелась к лестнице на второй этаж.
Книксен. Сухие пальцы скользнули по ее руке, принимая книгу.
— Вы спешите, мадмуазель Ле Франсуа? — Борделон оглядел аккуратные строчки на листе.
— Нет, мсье.
Борделон неторопливо перелистал страницы. Спасаясь от духоты летней ночи, он был без пиджака, набриолиненные волосы его сиянием не уступали лаковым туфлям. На манжетах белоснежной рубашки горели запонки, рубиново-красные в золотом ободке.
— Стекло арт-нуво, — сказал Борделон, перехватив взгляд Эвы на эти яркие пятна. (От него ничто не укроется?) — В духе Густава Климта. Вы о нем слышали? Перед войной мне посчастливилось побывать на выставке его картин в Вене. Впечатление невероятное. Там была и мифологическая Даная, которую Зевс посетил в облике золотого дождя… Климт изобразил женщину на пике наслаждения в тот момент, как золото льется меж ее ног.