Последнюю фразу она процедила, слепо уставившись на суету портье и коридорных в холле, украшенном папоротниками в кадках.
— В лавке вы назвали его Рене Борделоном.
Теперь у нас была фамилия загадочного мсье Рене.
— Он был хозяином «Леты». Той, что в Лилле.
— Откуда вы его знаете?
— В Первую мировую я у него работала.
Я помешкала. Последняя война напрочь затмила предыдущую, о первом нашествии немцев я почти ничего не знала.
— Жуткое было время, Эва?
— Ну как тебе сказать? Германский сапог на горле голодающих, расстрелы прямо на улицах. Скверное.
Значит, вот что питало ее ночные кошмары. Я поежилась, глянув на изувеченные руки собеседницы.
— Получается, было два ресторана с одинаковым названием?
— Выходит, так. Раз твоя кузина работала в лиможском.
От такого совпадения пробрал мороз по коже.
— И снова хозяин по имени Рене? Или Борделон мог владеть обоими ресторанами?
— Нет. — Эва шлепнула ладонью по столу. — Не мог.
— Вы сами понимаете, слишком много совпадений. Лавочница сказала, что Борделон спасся бегством из Лилля. Он вполне мог дожить до сорок четвертого, когда Роза появилась в Лиможе. Может, он и сейчас жив. — Я снова покрылась мурашками, но уже от волнения. Пусть хозяин ресторана мерзавец, однако он знал Розу и теперь у него было имя, по которому его можно разыскать.
Эва упрямо качала головой.
— Сейчас ему было бы за семьдесят. — Голова ее моталась, точно заведенная. — Возможно, он пережил ту войну. Но такому человеку не прожить еще тридцать лет. Наверняка кто-нибудь всадил пулю в его паскудные мозги.
Я уставилась на свой остывший кофе, не желая терять надежду.
— Как бы то ни было, ресторан в Лиможе, вероятно, еще существует. Вот туда я и отправлюсь.
— Удачи тебе, америкашка. — Голос Эвы был тверд. — Здесь наши пути расходятся.
Я удивленно заморгала.
— Минуту назад вы сказали, что мечтали бы увидеть его голову насаженной на кол. Неужто не горите желанием отыскать своего старого врага?
— Тебе-то какое д-дело? Поди, не терпится со мной распрощаться?
Верно, только это было еще до того, как я поняла, что и для нее этот поиск много значит. Она тоже хотела кого-то найти. Нельзя отсекать человека от чего-то очень важного для него. Да, я прикидывала, как буду действовать в одиночку, полагая, что ей бы поскорее все закончить. И нате вам — она сама отказывается?
— Поступай, как знаешь. Я больше не стану гоняться за призраками. — Голос Эвы был холоден, взгляд пуст. — Рене нет в живых. Как и твоей кузины.
Теперь я стукнула кулаком по столу.
— Не смейте так говорить! Если угодно, прячьте голову в песок, а я пойду навстречу своим демонам.
— Какая голова, какой песок? Война закончилась два года назад, а ты все веришь в сказку, что кузина твоя жива.
— Да, шансы невелики, — отрубила я. — Но если есть хоть кроха надежды, я не поддамся отчаянию.
— Нет у тебя этой крохи. — Эва пригнулась к столу, серые глаза ее сверкнули. — Хорошие всегда погибают. В канавах, под дулами расстрельного взвода, на грязных тюремных нарах. Умирают за грехи, которых не совершали. Всегда. А плохие живут себе поживают.
Я вскинула подбородок.
— Тогда почему вы так уверены, что ваш Рене Борделон мертв? С какой стати, если плохим ничего не делается?
— Будь он жив, я бы это почувствовала, — тихо сказала Эва. — Вот как ты почувствовала бы смерть свой кузины. Наверное, мы обе чокнутые, но в любом случае теперь распрощаемся.
Я смерила ее взглядом и старательно выговорила:
— Слабачка.
Я думала, Эва взорвется. Но она только сжалась, как будто ожидая удара, а в глазах ее промелькнул страх. Она не хотела, чтобы ее давний враг оказался жив. Поэтому он был мертв. Вот так просто.
— Ну ладно. Мне-то что. — Я взяла сумочку и отсчитала остаток Эвиного гонорара, удержав стоимость последнего гостиничного номера. — Мы в расчете. Постарайтесь не пропить всё сразу.
Эва сгребла банкноты. Даже не попрощавшись, встала, взяла ключ от номера и пошла к лестнице.
Сама не знаю, чего я ожидала. Наверное, что она больше расскажет о Лилле, о Великой войне и о том, как это случилось с ее руками… Не знаю. И вот теперь я, как беспомощная дура, осталась совсем одна и жалела, что в лавке подхватила Эву, не позволив ей грохнуться на пол. Однако в глубине души я хотела снискать ее уважение, даже после того как она разглядела и бестактно обнародовала мою Маленькую Неурядицу. Подобных людей я еще не встречала — она так говорила со мной, будто я взрослая женщина. А теперь вот отшвырнула меня, как окурок. Мне-то что, — сказала я. Хотя очень даже что.
Она тебе не нужна, — ругнула я себя. — Тебе никто не нужен.
К столику подошел Финн с моим баулом на плече.
— Где Гардинер?
Я встала.
— Сказала, с делом покончено.
Улыбка его угасла.
— Значит, уезжаете?
— Я уже оплатила номера, так что вы с Эвой можете здесь переночевать. Не удивлюсь, если она захочет рвануть в Лондон с утра пораньше.
— А вы куда?
— В Лимож. Там, может, найду свою кузину. Или кого-нибудь, кто ее знал. — Избегая его взгляда, я изобразила беспечную улыбку.
— Прямо сейчас?
— Нет, завтра.
Из меня будто выжали все соки, да и номер мой тоже оплачен.
— Ну раз так… — Финн мотнул головой и отдал мне баул.
Интересно, он жалеет или радуется, что мы расстаемся? Наверное, радуется. Извините, — хотелось мне сказать, — что я вела себя как девка. Жаль, что мы не переспали. Выходит, я и вправду девка. Уж простите. Но вместо этого я выпалила первое, что пришло на ум безотносительно моих назойливых поцелуев на коленях малознакомого мужчины:
— Как вы оказались в тюрьме?
— Спер «Мону Лизу» из Британского музея, — бесстрастно сказал Финн.
— Эта картина вовсе не в Британском музее, — возразила я.
— Теперь уже нет.
Не сдержавшись, я засмеялась и даже сумела на долю секунды взглянуть ему в глаза.
— Удачи вам, мистер Килгор.
— Взаимно, мисс.
Сердце мое чуть екнуло, когда я услышала это обращение.
Потом Финн ушел, а у меня не было сил подняться в свой номер. Накатила очередная волна жуткой усталости, да и уж лучше было сидеть в людном холле, чем одной мыкаться в гостиничной комнате. Я заказала еще кофе и сидела, уставившись в чашку.