Эва кивнула. А что еще оставалось? В ушах ее гудела кровь.
— Поймите меня правильно, французы умеют быть практичными. История свидетельствует, у нас все хорошо, когда практичность побеждает гордыню. Практичность обезглавила нашего короля. Гордыня одарила нас Наполеоном. И что в итоге оказалось лучше? — Борделон задумчиво посмотрел на Эву. — Вот вы, по-моему, практичная девушка. Ради возможной выгоды рискнули подделать паспорт — это и есть практичность, замешанная на отваге.
Вовсе ни к чему, чтоб он оценил мою умелость во лжи, — решила Эва, увильнув от ответа.
— Бухгалтерскую книгу можно забрать, мсье?
Борделон как будто не слышал ее.
— Ваше второе имя, кажется, Дюваль? У Бодлера была своя мадмуазель Дюваль, только не Маргарита, а Жанна. Креолка, которую он вытащил из грязи и превратил в красавицу. Называл ее своей Черной Венерой, она-то и вдохновила его на непристойность и страсть, нашедшие отражение на этих страницах. — Борделон огладил том, который читал до прихода Эвы. — Гораздо интереснее красоту вытесать, нежели получить уже готовую. Вдали от лота и лопат, В холодном сумраке забвенья Сокровищ чудных груды спят… — Опять прямой немигающий взгляд. — Любопытно, какие сокровища скрыты в вас.
Он знает. На миг Эва закоченела от страха.
Ничего он не знает.
Эва выдохнула. Приспустила ресницы.
— Мсье Бодлер п-п-пишет очень интересно. Попробую что-нибудь почитать. Я могу идти, м-м-м…
— Идите. — Борделон отдал ей гроссбух.
Закрыв за собой дверь, Эва обмякла. Ее прошиб пот, впервые за все время охватила паника. Хотелось бежать, куда угодно и как можно дальше.
Вернувшись домой, в квартире она застала Виолетту, которая тотчас заметила ее бледность и, пряча свой «люгер» в саквояж с двойным дном, довольно миролюбиво сказала:
— Нервишки?
Как всегда, они проверили, не подслушивает ли кто за дверью и окном (со всех сторон квартиру окружали глухие стены и бесхозные здания, но береженого бог бережет), и тогда Эва поделилась:
— Дело не в н-н-нервах. Хозяин что-то подозревает.
— Что, лезет с вопросами? — вскинулась Виолетта.
— Нет, он заводит разговор. Со мной, кто ему в-вовсе не ровня. Он чует, что-то н-не так.
— Возьми себя в руки. Он не умеет читать мысли.
Похоже, умеет. Эва понимала, это нелепо, но не могла ничего с собой поделать.
— Не трусь, твоя информация очень полезна. — Виолетта постелила себе на полу и, сняв очки, улеглась.
Эва едва не попросила о переводе в любое другое место, где не будет немигающих глаз Рене Борделона, но прикусила язык. Тогда она подведет Лили и даст повод для презрительной усмешки Виолетты. Капитану Кэмерону и Лили она нужна в «Лете».
Первоклассная работа.
Соберись, — одернула себя Эва. — А как же твои слова о призвании? Один раз ты уже обманула Борделона, ну и продолжай в том же духе.
— Может, он ничего не подозревает. — Из темноты донесся голос Виолетты, пробивавшийся сквозь зевоту. — А просто хочет тебя.
— Нет! — Эва засмеялась и стала расстегивать ботинки. — Я недостаточно изящна. Провинциалка Маргарита для него слишком неотесанна.
Виолетта скептически фыркнула, но Эва была абсолютно уверена, что так оно и есть.
Глава тринадцатая
Чарли
Май 1947
Нате вам. Мать собственной персоной, как всегда красивая и благоухающая лавандой… вот только глаза, скрытые вуалью модной синей шляпки, набухли слезами. Я просто онемела, а она заключила меня в объятия.
— Ну как ты могла, ma chere! Сбежать в чужую страну! — выговаривала мне мать, прижимая к себе и рукой в перчатке оглаживая по спине, точно маленькую. Потом отстранилась и встряхнула меня. — Без всякого повода заставить так волноваться!
— Повод был, — успела я сказать, прежде чем она опять привлекла меня к себе.
Два объятия за две минуты — такого не припомнить с того момента, как возникла Маленькая Неурядица. И даже раньше. Я этого не ожидала, но руки мои невольно обвились вокруг матушкиной осиной талии.
— Ох, cherie… — Промокая глаза, мать снова отпрянула, и я смогла спросить:
— Как ты меня нашла?
— Когда ты позвонила из Лондона, ты сказала, что хочешь отыскать Розу. Стало ясно, ты помчишься к тете Жанне, куда же еще? Я села на паром и телефонировала ей, прибыв в Кале. Она известила, что ты уже побывала у нее и отправилась в Рубе.
— Откуда она знала…
Господи, да я же сама ей сказала. Нет, тетя, остаться не могу. Мне надо в Рубе. Я думала только о том, чтобы не наорать на нее за то, как она обошлась с Розой, и ненароком выдала свои планы.
— Городок-то небольшой. Это всего лишь четвертый отель, — мать обвела рукой холл, — в котором я навела справки.
Надо же, как не везет, — подумала я, но внутренний голос возразил: Она тебя обняла.
— Выпьем чаю, — решительно сказала мать, как почти неделю назад говорила в отеле «Дельфин».
Невероятно, что в столь короткий временной отрезок вместились Эва, Финн и новости о Розе.
Мать заказала чай и, оглядев меня, встревожено покачала головой:
— Ты выглядишь ужасно! Бедняжка, жила, наверное, впроголодь?
— Нет, деньги есть. Я… заложила бабушкин жемчуг. — Вдруг ожег стыд, что ради погони за призраком я рассталась с единственной вещью маминой мамы. — Но я его выкуплю, обещаю. Квитанцию я сохранила. Заплачу из своих сбережений.
— Какое счастье, что ты не ночевала в канаве. — Мать как будто не услышала про бабушкин жемчуг. Удивительно. Она всегда заявляла, что ожерелье должно было достаться ей. — Ты переправилась через Ла-Манш одна! Ведь это опасно, милая!
Не одна, чуть было не сказала я, но вовремя сообразила, что компания из бывшего уголовника и вооруженной алкоголички вряд ли успокоит мать. Слава тебе господи, Эва и Финн уже поднялись в свои номера.
— Прости, что заставила тебя волноваться, я этого не хотела…
— Ну что за растрепа! — заквохтала мать, заправляя мне выбившуюся прядь за ухо.
Я вдруг опять почувствовала себя маленькой и беспомощной. Как же я сумела незвано вломиться к Эве, выстоять под дулом ее пистолета и пересечь Ла-Манш?..
Я выпрямилась, подбирая аргументы. Надо говорить как взрослая, иначе мать меня не услышит.
— Дело не в том, что я неблагодарная упрямица, а в том…
— Я знаю. — Мать пригубила чай. — Мы с твоим отцом слишком уж надавили на тебя…