Дни одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Элена Ферранте cтр.№ 24

Я села за письменный стол. Я должна была что‐то сделать, но никак не могла вспомнить, что именно. Все от меня ускользало, все было непрочным. В поисках опоры я уцепилась взглядом за свою тетрадь и красные линии под вопросами Анны. Я читала и перечитывала, но глаза бегали по словам, не схватывая сути. Со мной что‐то произошло. Начались какие‐то перебои в ощущениях и чувствах. Иногда я терялась, иногда пугалась. Например, вот эти слова: я не могла ответить ни на один вопрос, любой ответ мне казался абсурдным. Я заблудилась среди того, что делаю, где нахожусь. Я немела перед любым “почему”. И это все случилось за одну ночь. Может быть… не помню, когда точно… после долгого сопротивления и месяцев отрицания я узнала себя в этих книгах и сдалась, сломавшись окончательно. Я превратилась в сломанные часы, металлическое сердце которых еще билось, но которые показывали неверное время.

Тут меня словно ударили по носу: я испугалась, что кровь пошла опять, но быстро сообразила, что это не тактильное ощущение, а просто отвратительный запах. По всей квартире распространялась ужасная тлетворная вонь. Я подумала, что Джанни действительно плохо, поднялась и направилась в детскую. Но ребенок еще спал, несмотря на то, что сестра с завидным упорством меняла монеты у него на лбу. Тогда я вернулась в коридор и осторожно двинулась к кабинету Марио. Дверь была приоткрыта, и я ступила внутрь.

Запах шел отсюда – тут было просто нечем дышать. Отто лежал на боку под столом своего хозяина. Когда я приблизилась, его всего передернуло, как от судороги. Из пасти у него текла пена, но глаза по‐прежнему были добрыми, хотя и поблекли, будто кто‐то мазнул по ним канцелярским корректором. Сбоку от собаки расплывалось черноватое пятно – слизь с прожилками крови.

Первой моей мыслью было отступить, выйти из комнаты, закрыв за собой дверь. Я никак не могла решить, стоит ли мне принимать во внимание этот новый странный случай нездоровья в моем доме. Что тут вообще происходит? В конце концов я решила остаться. Теперь пес лежал неподвижно, опустив веки – судороги его больше не одолевали. Казалось, он совсем обессилел от последней конвульсии, будто у него кончился завод, как у старых железных игрушек, которые приходили в движение, стоило только нажать пальцем на рычажок.

Постепенно я привыкла к ужасному запаху в комнате, приспособившись к нему до такой степени, что через какое‐то время его пленка в нескольких местах прорвалась и я различила другой, еще более неприятный запах – запах Марио, который никуда не исчез и по-прежнему витал в кабинете. Сколько я уже сюда не входила? Нужно как можно скорее сказать ему, со злостью думала я, чтобы он наконец убрался из квартиры полностью, очистил от себя все углы. Как он мог, бросив меня, оставить повсюду запах своих пор, своего тела – настолько сильный, что он перебивал даже вонь Отто? Хотя – я это отлично понимала – именно запах Марио придал псу сил для того, чтобы открыть дверь кабинета и, разочаровавшись во мне, заползти под письменный стол в комнате, где память о хозяине ощущалась сильнее всего и сулила облегчение.

Я почувствовала себя униженной как никогда за последние месяцы. Неблагодарная скотина, я о нем заботилась, не бросила его, выводила на прогулки, а он, превратившийся теперь в сгусток боли и муки, приполз искать утешения среди запахов моего мужа – предателя и дезертира. Ну, так и оставайся же здесь, подумала я, поделом тебе. Я не знала, что с ним, меня это не касалось. Он был очередным неудачным следствием моего пробуждения, нелепым событием этого беспорядочного дня. Я уже было сердито попятилась к двери, как вдруг услышала за спиной голос Иларии:

– Откуда так воняет?

Затем она увидела Отто, распростертого под столом, и спросила:

– Ему тоже плохо? Он съел отраву?

– Какую отраву? – Я попыталась закрыть дверь.

– Отравленный мясной шарик. Папа говорит, нужно быть внимательными. Их разбрасывает по парку наш сосед снизу – он ненавидит собак.

Она попробовала открыть дверь пошире, тревожась за Отто, но я ей помешала.

– С ним все в порядке, – сказала я, – у него только немного болит живот.

Она внимательно посмотрела на меня, так что я подумала даже, будто она хочет понять, говорю ли я правду. А затем спросила:

– Можно я накрашусь, как ты?

– Нет. Смотри лучше за своим братом.

– Сама смотри, – резко бросила она и направилась в ванную.

– Илария, не трогай мою косметику!

Она ничего не ответила и скрылась из виду – я решила оставить все как есть и, не глядя больше в ее сторону, поплелась к Джанни. Я совершенно выбилась из сил, даже мой голос, казалось, звучал только в голове, не пробиваясь наружу. Убрав монеты, я коснулась ладонью детского лба. Он горел.

– Джанни, – позвала я, но сын не проснулся или же притворился спящим. Он лежал с приоткрытым ртом, воспаленные губы были как красная рана, внутри которой блестели зубы. Я не знала, что делать с ребенком: потрогать или поцеловать еще раз его лоб или же осторожно встряхнуть, чтобы попробовать разбудить. Я отгоняла от себя мысль о степени тяжести его болезни: отравление, грипп, простуда от холодного питья, менингит. Все мне казалось одновременно возможным и невозможным, мне было трудно сформулировать гипотезы, расставить приоритеты, но главное, я никак не могла начать беспокоиться. Меня пугали мысли как таковые, мне хотелось от них избавиться, они казались мне заразными. Увидев, в каком состоянии находится Отто, я испугалась, что я и есть источник заразы – а значит, мне лучше избегать контактов и даже не прикасаться к Иларии. Самым правильным было бы вызвать нашего врача – старика-педиатра – и ветеринара. Я это уже сделала? Или только собиралась, а потом забыла? Нужно позвонить им немедленно – это правило, его следует соблюдать. Даже если мне и не нравится поступать так, как обыкновенно поступал Марио. Ипохондрик. Он всегда тревожился и звал врача по пустякам. Папа знает – мне об этом сообщили дети, – что сосед снизу разбрасывает по парку отраву; знает, что нужно делать при высокой температуре, при головной боли, при отравлении; знает, что нужно вызывать педиатра и ветеринара. Если бы он был здесь, встрепенулась я, первым делом он вызвал бы врача для меня. Но я тут же выкинула из головы эту мысль о заботливом муже – его‐то я ни о чем просить не собиралась. Теперь я брошенная жена с изношенным телом. Моя болезнь – это жизнь женщины, изжившей собственную полезность. Я решительно направилась к телефону. Позвонить ветеринару, позвонить врачу. Подняла трубку.

И тут же с досадой опустила ее.

Где мои мозги?

Возьми себя в руки, соберись.

Из трубки раздавался все тот же свист: гудка не было. Я это знала, но притворялась, что не знаю. Или же не знала, моя память утратила цепкость, и я больше не могла усваивать и запоминать информацию, но притворялась, что могу, увиливая от ответственности за детей и собаку с хладнокровным видом человека, который знает, что делает.