Дни одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Элена Ферранте cтр.№ 23

– Даже когда я говорю, что ударю тебя, я же этого не делаю, – спокойно объяснила я Иларии, будто передо мной стоял экзаменатор и я своим хладнокровием и рационализмом хотела произвести на него хорошее впечатление. – Слово и действие – это разные вещи.

И для вящей убедительности – скорее, чтобы убедить себя, а не Иларию, – я с силой залепила себе пощечину. А потом улыбнулась, и не только потому, что это внезапно показалось мне комичным, но и потому, что хотела показать им: в моей демонстрации не было угрозы, я просто веселилась. Это не помогло. Джанни сразу же юркнул с головой под простыню, а Илария удивленно посмотрела на меня глазами, полными слез.

– Мама, ты поранилась, – огорченно пролепетала она, – у тебя из носа течет кровь.

И правда, кровь капала на мою ночную рубашку; из‐за этого мне стало стыдно.

Шмыгая носом, я пошла в ванную и заперлась там, чтобы Илария не двинулась следом. Довольно, возьми себя в руки, у Джанни температура – делай что‐нибудь. Я остановила кровь, засунув в ноздрю кусок ваты, и принялась нервно рыться в аптечке, в которой вчера вечером навела порядок. Я искала жаропонижающее, думая тем временем: мне нужно принять успокоительное, со мной происходит что‐то ужасное, мне нужно расслабиться. Я чувствовала, что Джанни… мысли о Джанни, который лежал с температурой в соседней комнате, ускользали из сознания, я не могла сосредоточиться на его здоровье. Ребенок стал мне безразличен, словно я смотрела на его призрачную, туманную фигуру только краем глаза.

Я принялась искать таблетки для самой себя, но их нигде не было. Куда же они подевались? Я выбросила их в раковину вчера вечером, вдруг вспомнила я. Какая глупость! Тут мне пришло в голову принять горячую ванну, чтобы успокоиться, а потом еще и сделать депиляцию. Ванна расслабляет, мне нужно почувствовать вес воды на коже, не то я потеряю самое себя… Если я не возьму себя в руки, что будет с детьми?

Я не позволю Карле даже притронуться к ним – при этой мысли меня затрясло от отвращения. Как эта девчонка, по большому счету и сама еще ребенок, будет заботиться о моих детях? У нее же руки в сперме моего мужа, в сперме, породившей моих сына и дочь. Поэтому лучше эту парочку и близко не подпускать – ни ее, ни Марио. Нужно оставаться самодостаточной, ничего от них не принимать. Я стала набирать ванну; первые капли, ударившие в ее дно, гипнотический шум льющейся из крана струи.

Отвлекшись от журчания воды, я взглянула в зеркало, которое висело сбоку. И увидела себя со всей невыносимой ясностью: спутанные волосы, ненакрашенные глаза, нос, раздутый из‐за почерневшей от крови ваты, лицо, перекошенное от усилия взять себя в руки, короткая, заляпанная ночная рубашка.

Нужно срочно это исправить. Я принялась протирать лицо ватным диском, мне хотелось снова стать привлекательной – это было необходимо. Красота успокаивает, детям это тоже пойдет на пользу, Джанни обрадуется и быстрее поправится, да и мне полегчает.

Деликатное средство для снятия макияжа с глаз, питательное смягчающее молочко, увлажняющий тоник без спирта, тон, макияж. Что такое лицо без косметики? Краситься – значит прятаться, ничто так не маскирует, как макияж. Давай – вперед. Откуда‐то из глубин доносилось бормотание – голос Марио. Я окунулась в слова любви мужа – слова, сказанные много лет назад. Безмятежная и радостная птичка, порхающая по жизни, так он меня называл. Марио много читал, особенно классиков, у него была отличная память. С улыбкой он перечислял, что хотел бы быть бюстгальтером на моей груди, трусиками, юбкой, туфлей, обутой на мою ногу, водой, в которой я купалась, кремом, которым я натиралась, зеркалом, в которое я смотрелась. Вот так иронично этот инженер высмеивал мою страсть к красивым словам и хорошей литературе, очарованный, вместе с тем, дарованными ею образами, что готовы были обернуться страстью, которую он питал ко мне – к этой самой женщине в зеркале. Маске из тонального крема и помады с распухшим от ваты носом и вкусом крови во рту.

Я с отвращением отвернулась от зеркала – и как раз вовремя, потому что ванна наполнилась до краев. Закрыв кран, я опустила в воду руку: вода была ледяной, я даже не заметила, какой кран включила. Мое лицо скользнуло из зеркала прочь – оно меня больше не интересовало. Холодная вода напомнила о жаре Джанни, рвоте, головной боли. Что я искала, закрывшись в ванной? Аспирин. Я снова принялась рыться в аптечке, нашла таблетки и закричала, словно ища помощи:

– Илария? Джанни?

Я так хотела услышать их голоса, но мне никто не ответил. Я бросилась к двери, попробовала ее открыть, но у меня ничего не получилось. Ключ, вспомнила я, однако повернула его направо, а не налево. Глубоко вздохнув, я восстановила в памяти нужное движение, правильно повернула ключ и вышла в коридор.

Перед дверью я увидела Отто. Он лежал на боку, уронив голову на пол. При виде меня он и ухом не повел – не помахал хвостом и даже не пошевелился. Я хорошо знала эту позу, он так ложился, когда ему было плохо и хотелось внимания. Это была поза боли и печали, означавшая, что он жаждет участия. Глупый пес, теперь пришел его черед убеждать меня, что я источаю тревогу. Распространяю споры нездоровья по дому. Как такое возможно? Как давно это началось? Четыре или, может быть, пять лет назад? Поэтому Марио и увлекся маленькой Карлой?

Я поставила босую ногу на собачье брюхо и почувствовала, как его тепло разлилось по мне от ступни до самого паха. Я заметила, что из пасти Отто свисают клочья пены.

– Джанни спит, – шепотом сказала Илария из глубины коридора, – иди сюда.

Переступив через собаку, я вошла в детскую.

– Ты такая красивая! – воскликнула Илария с восхищением и подтолкнула меня к спящему Джанни.

На его лбу лежали три монеты; он, тяжело дыша, и в самом деле спал.

– Монеты холодные, – объяснила Илария, – они уберут и жар, и головную боль.

То и дело она брала монету, опускала ее в стакан с водой, а затем, обсушив, снова возвращала на лоб брата.

– Когда проснется, пусть выпьет аспирин, – сказала я.

Положив упаковку с таблетками на ночной столик, я вышла в коридор, чтобы хоть чем‐нибудь занять себя. Пора приготовить завтрак – точно! А вот Джанни придется поголодать. Стиральная машина. Нужно погладить собаку. Однако я заметила, что пес больше не лежал у двери ванной: вероятно, он решил прекратить распускать нюни печали. Тем лучше. Если мое плохое самочувствие не влияло на окружающих – людей и животных, значит, это нездоровье окружающих являлось причиной моего плохого самочувствия. Следовательно, подумала я так, будто в этом не было сомнений, нужно вызвать врача. Нужно позвонить.

Приказав себе не терять эту мысль и ухватившись за нее, как за развевающуюся по ветру ленточку, я с опаской направилась в гостиную. Меня удивил беспорядок на моем столе. Все ящики были открыты, там и сям валялись книги. Даже тетрадь, куда я вносила заметки для своей книги, почему‐то оказалась открытой. Пролистав последние страницы, я обнаружила переписанные моим убористым почерком отрывок из “Сломленной” и несколько строк из “Анны Карениной”. Однако я не помнила, когда я это сделала. Конечно, я часто переписывала отрывки из книг, но не сюда – я завела для этого отдельную тетрадь. Неужели у меня появились пробелы в памяти? Я совершенно не помнила, как подчеркнула красным вопросы, которые Анна задавала себе, перед тем как ее переехал поезд: “Где я? Что я делаю? Зачем?” Текст выглядел знакомым, но я не понимала, как он оказался в этой тетради. Я хорошо знала эти строки, потому что записала их вчера или позавчера? Но почему я этого не помню? Почему я записала их в эту, а не в другую тетрадь?