Требует рассказать ей про Лав. Я отказываюсь и говорю, что там все кончено. Дилайла хочет знать, где и как мы познакомились. Повторяю, что не готов пока это обсуждать. Она настаивает под предлогом открытых отношений. Ей, видите ли, необходимо все прояснить, чтобы забыть прошлое и начать с чистого листа. Говорит, что она тоже встречалась кое с кем летом, пока меня не было, и обещает рассказать обо всем в мельчайших подробностях, если я попрошу. Из-за этого эксгибиционизма я и сбежал тогда от нее. Проверяю телефон. От Лав ни слова, зато на связи Моника: пишет, что вся компашка перебралась в дом к Майло. Лав злится на меня и здорово набралась. Напоминаю, что я не просто так свалил – мне стало плохо. Моника не отвечает, а Дилайла снова пристает с расспросами, как ребенок, выпрашивающий еще одну конфетку.
– Ну пожалуйста, – стонет она, – я уже большая девочка и все пойму. Мне просто нужно знать, где вы познакомились. Где тусуются такие, как Лав Квинн?
– У нас в магазине, – вру я.
От Моники приходит сообщение:
«Извини блевала. Лав в отключке. Форти обдолбался. Майло…»
Что стало с белобрысым ублюдком, так и осталось тайной – похоже, у нее сдох телефон.
Дилайла теребит меня:
– Что?
– Хочешь сказать, Лав Квинн приезжала сюда в книжный?
– Ну да. Она умеет читать.
Дилайла вскидывает голову и отворачивается.
– Что не так?
– Ничего. Я думала, вы познакомились в «Сохо-хауз».
Решаю играть в открытую.
– Так и есть. Просто мне неловко тебе рассказывать, сам не знаю почему.
Она заявляет, что стесняться нечего, и принимается хвастаться своим «ухажером». Имени не называет; он, мол, знаменитый актер, и у него есть то, чего не купишь за все деньги Квиннов. Так и говорит, ей-богу.
– Он звезда, снимается в серьезных фильмах. Хотя иногда ведет себя как урод. Сегодня, например, я ждала его, а он не пришел.
– Ждала в «Ла Пу»?
Кивает. Ясно! Вот истинная причина произошедших с ней изменений! Она не поумнела. Не эволюционировала. Не образумилась. Не откинула беспочвенные амбиции. Просто нашла наконец звездного трахаря и приклеилась к нему. У нас с ней нет ни денег, ни славы, ни власти, ни прислуги, предугадывающей желания, ни личных бассейнов, ни тенистых террас. Есть только злость на бывших.
Говорю, что устал. Дилайла спрашивает, можно ли ей остаться. Ждать мне некого, поэтому я киваю. Мы оба утыкаемся в телефоны, нищие неудачники. Не обнимаемся, лежим порознь. Меня волнует только одно: будет ли утром секс.
* * *
Просыпаюсь в пять. От Лав ни слова – это плохо. Единственное, что утешает, – перспектива минета. Поворачиваюсь к Дилайле в полной боевой готовности и… не нахожу ее. Протираю глаза и топаю в ванную. Она там. Сидит на корточках в одном белье, как накачанная наркотиками жертва работорговцев.
А в руках у нее пакет из «Кладовки». Мой пакет. С которым я ездил к Хендерсону.
30
– Дилайла?!
Сердце леденеет и подступает к горлу. Какого черта?..
– Джо! – Она вздрагивает и оборачивается. – Я искала туалетную бумагу…
– Рулон на столе.
Делаю шаг. Она сжимается и подается вперед, будто в молитве.
– Да?
– Да. На самом виду – сложно не заметить.
– Просто у вас, парней, вечно не бывает бумаги.
Мне не нравятся визгливые нотки в ее голосе и то, как она пятится назад, прикрывая пакет, и то, как косится по сторонам, словно надеясь сделать обратное сальто и ускользнуть через слив в ванне. Она рылась в моих вещах! Выискивала и вынюхивала вместо того, чтобы наслаждаться моим обществом. Безнадежный случай саморазрушительного любопытства! Как конченый наркоман, который заправляет в шприц смертельную дозу, зная, что партия испорчена, она полезла в мой шкаф, променяв теплую постель и меня в ней на сомнительную возможность раскопать эксклюзивный материал о доме Квиннов. Это болезнь (и, к сожалению, в реабилитационных центрах она не лечится) – запущенный случай звездной одержимости, заставляющий рисковать счастьем, здоровьем, безопасностью, самой жизнью.
– Что ты ищешь? – повторяю я – пусть подергается.
– Ничего. Всё в порядке.
– А как же туалетная бумага?
Вот тупица! Даже собственную легенду не может запомнить.
– Нашла?
Она выпрямляется.
– Мне пора.
– Нет.
Загораживаю проход.
– Нашла что-нибудь интересное?
– Джо, я не такая. Мне правда нужна была бумага.
– Врешь.
Припертая к стенке, Дилайла ведет себя как обычная паскуда (сколько я их уже видел, и всегда одно и то же) – старается меня купить. Говорит, что знает людей, которые могут сделать первосортную документалку на основе этой истории.
– Например, детективный подкаст, – сулит она, будто мне нужно такое дерьмо. – Ты не думай, я ни на что не намекаю, но может получиться очень интересно, точно тебе говорю, Джо.
– Нет.
– Давай поговорим.
– Полезай в ванну.
– Не надо, – скулит она. – Прости. Отпусти, пожалуйста.
– Лезь в ванну!
Ревет. Придется действовать жестче, а то она весь дом перебудит.
– У меня есть связи!
– Половые?
Я толкаю ее в ванну, заклеиваю рот и руки скотчем из пакета. Выхожу, плотно прикрываю за собой дверь, подпираю стулом. Включаю погромче сборник «Джорни», чтобы заглушить стоны. Срываю со стены Кандинского. Дилайла ничего не понимает в искусстве. Ее интересуют только звезды. Она – пустышка. И счастья ей не видать. Если я не остановлю ее, так и будет рыскать по вечеринкам, охотиться на знаменитостей и тащить их на свой диван.
Я убиваю ее не из-за Хендерсона. Нет. А ради того, чтобы освободить от мучений: у такой девушки, как она, которая хочет только трахаться со знаменитостями и начисто отказывается раскрывать собственные таланты, обогащать внутренний мир и слушать голос разума, нет будущего. Когда нынешний звездный трахарь ее бросит, она прилипнет к следующему, и так будет ходить по рукам, пока не закончится молодость. А потом спустит все сбережения на пластическую хирургию, или наглотается таблеток, или переедет и попытается продать мемуары.
Нет ничего печальнее, чем житель Лос-Анджелеса, чей банковский счет тает, лоб покрывается морщинами, а самооценка стремится к нулю. Я бы хотел, чтобы Дилайла не дергалась по пустякам и верила в себя, как выбито у нее на бедре. Увы, она – ничто вдали от знаменитостей, вне ореола их популярности. Простые парни вроде Деза, Келвина или меня ее мало интересуют – ей нужна слава, а не любовь. С таким подходом к жизни счастья не найдешь, так что я еще оказываю ей услугу. Вытаскиваю оранжевый тесак из набора Рейчел Рей. Лос-Анджелес убивает женщин. Зря Дилайла сюда переехала. Здесь выживают только самые стойкие, красивые и талантливые. Лучше б возвращалась в Нью-Йорк. Ничего, я освобожу ее от страданий.