Стамбул Стамбул - читать онлайн книгу. Автор: Бурхан Сёнмез cтр.№ 45

На следующий день, когда мы с Кыванч снова встретились в послеобеденное время посреди сада детской библиотеки, мой изнуренный вид не укрылся от ее взгляда.

Я сидел на скамейке. Войдя в сад, Кыванч (волосы у нее были заплетены в косички) сразу направилась ко мне и заговорила, словно со школьным приятелем:

– Почему ты такой усталый?

– Вчера допоздна работал.

– Мне тоже нужно поработать. Очень много задали.

– Я могу тебе помочь.

– Правда?

– Если ты хочешь, конечно.

– Хочу!

– Договорились.

– А вечером я пойду в кино.

– Здорово! С мамой?

– Нет, с тетей Ясемин. Маме сегодня надо будет задержаться на работе.

– А кто такая тетя Ясемин? Твоя родственница?

– Нет, мамина подруга. Она вчера к нам приехала и сегодня тоже у нас переночует.

– Это ее твоя мама вчера назвала сюрпризом?

– Да. Тетя Ясемин иногда приезжает к нам и остается на некоторое время.

– Чем же вы занимаетесь? Играете в «дочки-матери»?

– И в «дочки-матери», и в прятки, и в «кошкин дом».

– А потом ложитесь спать…

– И в обнимку засыпаем.

– Смотри, у меня тоже есть для тебя сюрприз.

Я достал из кармана шоколадку и положил в маленькую ладошку Кыванч. Ее зеленые глаза широко распахнулись, и толстые стекла очков тоже позеленели.

В тот день я не читал стихов, а помогал Кыванч с домашним заданием. Съел кусочек шоколадки, которой она со мной поделилась. Вместе мы записали в ее тетрадь сказку и нарисовали гору, овечку и дерево. Когда дело дошло до теста из десяти пунктов, я дал ей несколько маленьких подсказок. Работа близилась к концу, когда я заметил, что свет в окне начинает потихоньку меркнуть, и сказал, что мне пора идти. Улыбнулся на прощание детям, которые уже привыкли к моему присутствию. Все они сидели, по обыкновению повернувшись в сторону часов, точнее, в ту сторону, где раньше висели часы. Прислушиваясь, как и они, к ритму, который отстукивали несуществующие часы, я спустился по лестнице из десяти ступенек и вышел в приотворенную калитку. Широкими шагами пересек улицу, завернул во двор мечети, сел на табурет и вместе с согбенными стариками стал ждать вечера, наблюдая за улицей.

Когда из библиотечного сада весело выбежала моя Кыванч, я встал и двинулся за ней, прячась в тени. Я знал, что она пойдет по тому же пути, что и вчера, и на том же месте, под разбитым фонарем, встретится с тетей Ясемин. Между нами сохранялось определенное расстояние: я должен был оказаться достаточно близко, чтобы отчетливо разглядеть лицо, и достаточно далеко, чтобы меня не заметили. Кыванч пробежала еще немного, и из-под темного фонаря ей навстречу шагнула женщина, в том же пальто, что и вчера. Это была моя жена Махизер, такая же прекрасная, как и раньше. Те же розовые губы и огромные глаза. Я прислонился к стене и смотрел, как Махизер и Кыванч радостно обнимаются.

Я знал, что Махизер, уйдя от меня, присоединилась к революционерам, скрывается и часто меняет имена. Стало быть, ее новое имя – Ясемин. Она сама себя губила. Подобно цветку, который раскрывается, не зная, что такое красота, подобно осеннему листу, который падает с ветви, не зная, что такое смерть, Махизер жила, не отдавая себе отчета в том, какая она необыкновенная. Она не знала, что, заснув, превращается в пери, – а я знал. Я вместо нее хранил в памяти красоту ее лица. Если бы сегодня в библиотеке среди других вопросов домашнего задания Кыванч мне попался бы такой: «Что есть красота?» – я нарисовал бы портрет Махизер и написал бы под ним: «Знать о красоте, быть влюбленным в нее, но не иметь возможности к ней прикоснуться – то же самое, что знать о воде, но погибать от жажды». Эти слова – обо мне. Я знал, что такое вода, но погибал от жажды, видел Махизер – но жил без нее. Проклинал время, людей и Стамбул. Всех ненавидел.

Мы пошли – они впереди, я следом – и, прошагав по узким улицам, выбрались на широкий проспект. По очереди поймали такси и доехали до проспекта Бахарийе. Сначала съели по сэндвичу, а потом пошли смотреть фильм (на афишу я даже не взглянул). Они сели поближе к экрану, а я – в последнем ряду, у самого выхода. Попытался вспомнить, когда мы с Махизер в последний раз ходили в кино. Во время сеанса я смотрел одновременно и на нее с Кыванч, и на экран. Они были увлечены фильмом, а я погрузился в воспоминания о своем былом счастье. Когда мы вышли из кинотеатра, оказалось, что на улице сильно похолодало. Осенний ветер сделался почти по-зимнему морозным. Мы пошли многолюдным проспектом. Ели жареные каштаны, купленные с лотка, разглядывали витрины. Потом снова по очереди поймали такси и вернулись на прежнюю улицу. Они вышли у многоэтажки с зеленой дверью, я – на ближайшем перекрестке. Притаившись в тени у стены, я стал ждать, когда покажется человек в сером плаще, который уже несколько часов следил за Махизер.

С тех самых пор, как Махизер встретилась с Кыванч, этот невысокий человек следовал за ними. Поднятый воротник плаща делал его похожим на шпиона из заграничного фильма. Он тоже ловил такси, сидел в кинотеатре, смотрел на витрины. То и дело закуривая новую сигарету, бросал быстрые взгляды по сторонам, но так и не заметил, что я за ним слежу. Вот и сейчас, выйдя из такси, он закурил. Подошел к зеленой двери, открыл ее, заглянул в подъезд. Достал из кармана бумажку, что-то на ней написал, потом снова поднял воротник и перешел на другую сторону улицы, туда, где за невысокой оградой темнел погруженный во мрак пустырь. Я двинулся следом и увидел, что он стоит у дерева посредине пустыря. Я подошел и попросил закурить. Он достал из кармана зажигалку, несколько раз щелкнул ей, наконец зажег – и, едва огонь осветил мое лицо, его свободная рука дернулась к поясу. Но я оказался проворнее: выхватил нож, приставил к горлу мерзавца, потом ударил его по коленям и повалил на землю. Забрал у него пистолет.

– Кто ты такой? – спросил я. – За кем ты следишь? Чьей жене ловушку готовишь?

Он уже опомнился от первого потрясения.

– Я – представитель власти, – изрек он уверенным тоном. – Отпусти меня, не то пожалеешь.

Я врезал ему по лицу и повалил на спину. Придавил коленом его грудь.

– Ах ты, шайтаново отродье! Ублюдок ты, а не представитель власти!

Не сдержав ярости, ударил его еще раз. Он прохрипел что-то неразборчивое, не то ругательство, не то мольбу, и пару раз дернулся. Я нажал коленом сильнее, он попытался освободиться. Хрустнули ребра, и он застонал от боли. Я ощутил на лице его смрадное дыхание.

– Знаешь, кто ты такой? – спросил я. – Попробую объяснить, только вряд ли ты поймешь. Моя жена Махизер – реальность, ты – тень, что стремится ее уничтожить. Тень реальности ничего не стоит, она ничтожна. Чтобы спасти реальность от ничтожества, создать ее снова, нужны прекрасные стихи. Я ищу их. А ты? Ты враг реальности, враг истины!

После той ночи мой стальной нож чаще стал петь свою песню. За одну неделю я спас свою жену от трех теней. До чего же наивна была Махизер! Думала, что знает мир и сможет его изменить, а сама даже не замечала, что я – здесь, совсем рядом. Ходила по стамбульским улицам, не имея понятия, что происходит у нее за спиной. Металась с одного берега Босфора на другой, словно челнок. Стояла на автобусных остановках, сидела в кафе, бродила вокруг библиотек. Когда человек, с которым у нее была назначена встреча, не приходил, в тревоге спешила покинуть условное место. Ночевала в Ускюдаре, Лалели, Хисарустю в кварталах с замшелыми крышами, в холодных, сырых квартирах. Поздно ложилась, рано вставала. Поливала цветы и занималась с детьми в тех домах, где останавливалась. Когда однажды вечером она снова пришла на ту улицу в Чинили, где находится детская библиотека, и обняла Кыванч, я обрадовался не меньше, чем эти двое.