Он вновь разлил саке. Я вспомнил, что хотел ограничиться одной, но моя чашка уже была полна.
– Былой Акайо знал бы, кто на него напал. Знает и Весёлый Пёс – не по именам, так в лицо. После заявления я их найду и арестую. Или хотя бы предупрежу, чтобы гуляли подальше от лавки. А так – кого ловить? За что? За то, что некий торговец оттяпал себе палец ножом, а потом упал и разбил рожу? Нет заявления – нет преступления.
– Они его запугали! Угрожали семье! Вероятно, грозились сжечь дом. Уверен, он боится идти в полицию…
– Может быть, да. А может, и нет. Откуда мне знать?
– Вам нужно заявление? – меня взяла злость. – Пожалуйста! Четверо негодяев вчера вечером ломились в дом торговца Акайо и угрожали ему. Я пытался их остановить. Они напали на меня, о чём я заявляю официально. Если угодно, могу заявить в письменном виде. Как досин этого участка, вы обязаны расследовать нападение!
Не говоря ни слова, Хизэши выпил саке. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Сделав последний глоток, я поспешил накрыть свою опустевшую чашку ладонью, чтобы Хизэши не налил снова. Мне и первой-то было вполне достаточно.
– Ваше заявление принято, Рэйден-сан. Сделайте одолжение, опишите нападавших.
Я описал бандитов, как мог.
– Дешевые куртки без рисунка. Соломенные шляпы, – повторил Хизэши. – Я ничего не упустил? Скупые приметы, однако. Вы случайно не разглядели их лица?
– Нет. У них должны были остаться синяки на теле!
– Я не могу приказывать каждому подозреваемому раздеться догола. В городе уйма людей с синяками. Это не преступление.
– У одного сильно подбит глаз. Возможно, выбит.
– Глаз? – досин оживился. – Это уже что-то. Есть, с чего начать. Хорошо, Рэйден-сан. Я займусь этим делом.
Во взгляде Хизэши читалось неподдельное уважение. Меня обжёг стыд – это неприятное чувство начало входить у меня в привычку. Он думает, я сумел отбиться от четырёх бандитов. Одного наградил особой приметой…
Нет, я не стал его разочаровывать. Не только неудобные вопросы могут послужить лопатой для раскопок истины. Уважение тоже пригодится. Видите, Фудо-сан? Я быстро учусь.
– Благодарю вас, Хизэши-сан. Позвольте ещё один вопрос?
– Разумеется.
– Кто забрал тело погибшего бродяги?
– Весёлого Пса? – если досин и удивился моему вопросу, то виду не подал. – У него не нашлось ни родственников, ни близких друзей. Тело унесли эта, сборщики трупов. Выяснять имя покойного не понадобилось, так что думаю, труп уже сожгли.
– Благодарю вас. И последняя просьба: не могли бы вы показать мне то место, где нашли тело Весёлого Пса?
– Но там уже не осталось никаких следов!
– И тем не менее, я хотел бы взглянуть.
– Я вас отведу, – Хизэши встал. – Тут недалеко.
Он подозвал хозяина, мы рассчитались и вышли на улицу. Я махнул рукой поджидавшему на углу Мигеру: за мной!
2
«Та женщина назвалась?»
К вечеру распогодилось. Верховой ветер унёс тучи к морю. Небо перечёркивали лишь тающие перистые хвосты – точь-в-точь следы от метлы нерадивого уборщика. Клонясь к закату, солнце красило их в нежно-персиковый цвет.
Красота, подумал я. И начертал рукой в воздухе подходящий иероглиф.
Квартал эта располагался на северной окраине города. Тут красотой и не пахло. Пахло, вернее, смердело гнилью, гарью и нечистотами. Под стать ароматам были и улицы: грязь, колдобины, мерзкого вида сточные канавы. Кривобокие развалюхи прятались за прохудившимися заборами, а местами стояли просто так, без заборов. В горах мусора рылись чумазые дети, одетые в лохмотья, и стаи кудлатых тощих собак. Те взрослые, что попадались нам на пути, при виде незваных гостей спешили исчезнуть с глаз долой. Опыт подсказывал им, что встреча с прилично одетым самураем, забредшим в их квартал – в особенности с самураем, которого сопровождает слуга-каонай! – не сулит добра.
Женщина в ветхой накидке замешкалась, и я окликнул её:
– Эй!
От звука моего голоса женщина вздрогнула всем телом, словно от удара. Втянула голову в плечи:
– Виновата, господин! Простите, господин…
– Мне нужен староста сборщиков трупов.
– Виновата, господин…
– Где мне его найти?
– Простите, господин…
– Хватит! Просто скажи, где живёт староста.
Но смысл моих слов был далёк от неё. Взгляд упёрся в лужу, язык бормотал:
– Виновата, простите…
Я начал терять терпение.
– Хочешь заработать монету?
– Я хочу, господин!
Из щели меж двумя хибарами, где, казалось, и собаке не протиснуться, вывернулся юркий, закутанный в тряпьё человечек с подвижным обезьяньим лицом.
– Знаешь, где живёт староста сборщиков трупов?
– Знаю, господин! Отвести вас?
– Веди. Придём – вознагражу.
– Да, господин! Вы очень добры!
Прихрамывая, человечек с завидной резвостью затрусил по улице. Время от времени он оглядывался, проверяя, следую ли я за ним. Призывно махал рукой, маленькой как у ребёнка:
– За мной, господин!
– Налево, господин!
– Сюда, господин!
– Уже совсем рядом, господин!
И наконец:
– Мы пришли, господин! Это дом старосты.
Жилище выглядело пристойнее, чем у соседей. По крайней мере, стены стояли ровно, солома на крыше не топорщилась всклокоченными вихрами, а бамбуковая ограда не зияла проломами.
Человечек заискивающе глядел на меня снизу вверх. Прежде чем расплатиться, я постучал в ворота: мало ли, куда он меня привёл?
Скрипнула дверь дома.
– Кто там?
Голос был недовольный, заспанный.
– Здесь живёт староста сборщиков трупов?
– Да. А вы кто такой?
Недовольство исчезло, его сменила чуткая настороженность.
– Меня зовут Торюмон Рэйден. Я дознаватель из службы Карпа-и-Дракона.
– Да, господин! Открываю, господин! Прошу вас…
Я бросил провожатому медную монету. Человечек рассыпался в благодарностях и исчез. Ворота мне открыл слуга – бедно одетый, но опрятный. Крепкий парень, между прочим.
– Проходите в дом, господин, – он низко поклонился, не отрывая от меня взгляда. В другой ситуации такой поклон можно было бы счесть вызовом. – Староста Хироки вас ждёт.
Увидев безликого у меня за спиной, слуга невольно попятился.