– Он был дурачок. Слабоумный. Совсем не боялся меня. Трогал одежду, шпагу, сапоги. Нацепил мою шляпу. Съел мой запас галет. Всё время смеялся. Кланялся, благодарил. Что-то бормотал, но я не понимал его. Я понимал лишь одно: вот он, подарок фортуны! Крепкий здоровый парень. И тогда я достал пистолет.
– Пистолет?!
Рыбья маска тускло блестела в сумерках. Разевала губастый рот. Казалось, я внимаю карпу, рассказывающему о трудностях пути против течения. Случается, что ты поднимаешься вверх по водопаду, до самых Драконьих Ворот, но драконом не становишься – становишься пиявкой, медузой, слизняком.
– Да. Показал ему. Он пришёл в восторг. Играл пистолетом, размахивал, щёлкал курком. Он впервые видел такую забавную штуковину. Я предложил ему игру. Открой рот, показал я. Он никак не мог сообразить, чего я от него хочу, но я был упорен. Когда он открыл рот, я сунул туда ствол пистолета. И спустил курок.
– Ложь! Это он убил тебя, а не ты его!
– Пистолет не был заряжен. Три раза я повторял игру, так она ему понравилась. Потом предложил спустить курок ему – и сунул ствол себе в рот. Только на этот раз я зарядил пистолет самым тщательным образом. Прогремел выстрел, но я его не услышал. Я стоял и смотрел на тело у своих ног. Тело с размозжённым затылком. Труп Мигеля Хосе Луиса де ла Роса, испанского дворянина. Дурачок ещё был здесь, он только начал уходить. И знаете, что? Что было самым страшным?!
– Что?
– Он радовался. Продолжал радоваться новой игре. Умирал вместо меня, отдавал мне своё тело – и был счастлив. По вашим представлениям, он уходил в ад. Прошу меня простить, господин, но я сомневаюсь. Ад – место для таких, как я. Таким, как он, место в раю.
Я замёрз. Пальцы свело, скрючило. И дело было не только в погоде.
– Там, на берегу, – Мигеру отвернулся, – я ещё не знал, что уже начал терять лицо. Саднила, чесалась кожа, вот и всё. На третий день я потерял лицо окончательно. Оставаться в скалах я не мог. Уплыть тоже. Куда? Когда я поднялся в рыбацкий посёлок, надеясь сойти за дурачка, меня забросали камнями, а потом натравили собак.
– Зачем тебя отдали мне? – после долгого молчания спросил я.
– Вы меня сами выбрали.
– Это не ответ.
– Дознавателю полагается слуга-каонай. Мы приходим в службу Карпа-и-Дракона – и предлагаем свои услуги. Не все, только те, кто хочет служить, у кого есть для этого веская причина. Нас отбирают: одних берут, других гонят прочь.
– При отборе вы рассказываете свои истории?
– Да.
– Сэки Осаму знает?
– Да.
– Так зачем же тебя отдали мне? Хорошо, не тебя, любого другого. Я мог выбрать бывшую проститутку, бывшего гончара. Неважно! Зачем мне слуга-каонай? Чтобы записывал показания? Колол дрова? Вызывал раздражение у окружающих?!
– Я не могу, господин.
– Чего ты не можешь?
– Не могу сказать вам это.
– Не знаешь?
– Знаю. Нам запрещено говорить на эту тему. Я получу право развязать язык только после того…
– Ну же!
– Старший дознаватель скажет вам первым. Потом и мне незачем будет молчать.
На пороге дома я обернулся.
Он стоял у беседки, провожая меня взглядом. Блестела рыбья маска. Мне померещилось, что это не карп – демон с забрала шлема. Пять нашейных пластин. Доспех из кожи и железа. Знамя на бамбуковом древке. Боевой веер с металлическими спицами.
Уверен, при жизни Мигеру-доно одевался иначе. Но я увидел так.
4
«Ваш приказ будет исполнен!»
– Я заказывал у вас коробку пирожных. Они готовы?
Щекастый продавец, обладатель тонких щегольских усиков, меня не узнал. Неужели я так плохо выгляжу после вчерашнего? Лицо вроде бы цело, не то что у Акайо. Ухо? Не по ушам же он покупателей узнаёт! Должно быть, у него просто плохая память на лица.
– Ах, это вы! Простите, умоляю!
Ухо распухло и горело. В темноте оно светилось, как угли в жаровне. Чудодейственная мазь аптекаря Судзуму, и та не спасала.
– Конечно же, ваш заказ готов! Извольте убедиться!
Светло-кремовые шарики пирожных аккуратными рядами лежали в коробке с изображением лотосового пруда. Карпов в пруду не водилось, но и так смотрелось чудесно. От нежного аромата сладостей у меня потекли слюнки. Настроение, с утра подобное небу, затянутому угрюмыми тучами, улучшилось. Уверен, Шиничи и его писцы будут довольны.
Расплатившись, я заковылял в сторону правительственного квартала. Мигеру следовал за мной по пятам. Два месяца назад я точно так же приноравливался к семенящему шагу отца. Да и этой ночью крался в дом не лучшим образом: семенил, хромал, зажимал себе рот ладонью, гася стоны…
И наткнулся на взволнованную мать.
Удивляюсь ещё, как мне удалось проскользнуть мимо неё в беседку! Моя дорогая матушка сгорала от беспокойства: пропал её непутёвый сын! Ночью! В такую погоду! Едва я переступил порог, меня ослепил свет масляной лампы.
– Что с тобой?! Тебя избили?!
Чтобы это понять, матушке не пришлось долго в меня вглядываться.
Я попытался вести себя как отец после битвы с разбойником. Всё в порядке, иди спать. Со мной ничего не случилось. Ага, не тут-то было! Матушкины причитания разбудили О-Сузу, из родительской спальни объявился отец – кстати, он не выглядел заспанным. В итоге служанку погнали в аптеку за припарками и снадобьями от ушибов.
Да, Судзуму никуда не делся. У него даже не отобрали лицензию. Он всё так же держал аптеку на углу улицы Цветущей Сакуры и Собачьего переулка. Никуда не делась его дочь Теруко – и грубияны-слуги. Правосудие будды Амиды свершилось, закон кармы сам определил, кто несёт ответственность за смерть бабушки Мизуки. Все остальные ни при чём. Несчастный случай, стечение обстоятельств. Ошибку дочери аптекаря ещё надо доказать, но раз карма уже указала убийцу – значит, и доказывать незачем. Если кое-где закрыли глаза на попытку сокрытия фуккацу в одной известной семье, то не этой семье взывать к справедливости и требовать наказания виновных!
Мы не взывали. Не требовали. Отец нанёс визит к аптекарю, запретив мне следовать за ним. И я – верите? – послушался. С того дня Судзуму снабжал нашу семью лекарствами бесплатно. Снабжал с радостью и даже с видимым облегчением. Попроси мы у него тюк женьшеня и рог носорога – отдал бы, не чинясь.
Ещё и сплясал бы от счастья.
Вот и сейчас, поднятый с постели, он выдал О-Сузу не только мазь и примочки, но и «целебную настойку на императорских грибах». Сказал: укрепляет дух и телесные силы. К настойке я отнёсся с подозрением. Морщась, сделал пару глотков: матушка настояла. Гадость редкая, но ничего дурного со мной не случилось.
Хорошего, впрочем, тоже.