Туман не рассеялся, а, словно живой, бурлящий занавес феерического театра, клубясь, приподнялся над опустевшим и притихшим средневековым городом. Гонимый свежим морским ветром, он отчаянно цеплялся своим эфемерным саваном за крыши и каминные трубы домов, не желая покидать кварталы Старого Порто.
Неожиданно мы вышли к величественному трёхэтажному зданию, фасад которого был украшен чудесными барельефами, а также статуями нимф и атлантов. Дивная, ажурная резьба по камню, искусно обрамляла оконные и дверные проемы этого монументального сооружения. Такое впечатляющее строение могло бы вполне природно и гармонично вписаться в ансамбль шедевров, горделиво возвышающихся на набережных Невы-реки. И только голубая керамическая плитка azulejo, заполняющая всё свободное пространство на стенах здания, наглядно свидетельствовала, что мы находимся на благословенной земле древней Лузитании. Через огромные окна здания ослепительно сияли роскошные позолоченные люстры с изумительными по красоте хрустальными подвесками.
Парадная дверь дворца с шумом распахнулась и из неё со смехом выпорхнула стайка жизнерадостных юношей и девушек в студенческих мантиях и потешных квадратных шапочках со свисающими на шнурках пушистыми кисточками. Студенты резво сбежали вниз по широкой лестнице и с криками и шутками, копошась, начали садиться в микроавтобус, поджидавший их у бордюра.
– Вот так удача! – ликуя, подпрыгнул я. – Да там же Берту и его namorada (Прим. возлюбленная, порт.), студенты нашего Фафенского университета! Мы с Берту снимаем соседние комнаты у одного и того же хозяина.
– Как?!! В вашем захолустье ещё и университет есть?!! – брови Степана изумлённо выгнулись дугой на подобии двух зеркально отражённых вопросительных знаков.
– Да, представь себе! – горделиво заявил я. – Конечно, Фафе не Куимбра, но и не какая-нибудь забытая Богом деревня! Бежим!!! Они подбросят нас домой!
Клешня руки Степана с неимоверной силой сжала моё запястье.
– Постой! А давай-ка не будем портить людям наступивший Рождественский праздник. Я думаю, что у молодёжи на сегодняшний вечер совершенно иные планы. И навряд ли они вернутся домой раньше, чем к завтрашнему ужину. Ты ведь и сам был студентом.
Я с тоской глядел, как микроавтобус завелся, мигнул габаритными огнями и мягко тронулся с места. Проехав по прямой метров пятьдесят, водитель заложил крутой вираж и бусик скрылся за поворотом пустынной улицы.
– Да-а-а… – грустно протянул я и двинулся вдоль фасада впечатлившего меня здания. – Студенческие годы… Самые прекрасные, светлые и счастливые годы нашей скоротечной жизни.
– И какой ужас, что эту истину начинаешь осознавать только сейчас, когда столько воды схлынуло, безвозвратно утекло и растворилось в безграничном океане минувшего, – догоняя меня, философски добавил Степан.
– Ты-то что понимаешь! – злобно огрызнулся я. – Можно подумать, что ты был как минимум студентом университета имени Патриса Лумумбы!
– Ну, конечно, я не имел чести состоять в таком экзотическом учебном заведении, но всё-таки какое-то время числился студентом Киевского политехнического института, – спокойно оповестил меня мой попутчик.
На какую-то минуту я потерял дар речи. Степан в очередной раз умудрился перетряхнуть мою довольно-таки крепкую нервную систему. Во всяком случае, именно так мне совсем недавно казалось.
– Что-о-о-о?!! – наконец возопил я. – Врёшь!!!
– Вот те Крест Святой! – трижды перекрестился мой набожный друг. – Я учился по специальности автоматизация и механизация производственных процессов.
– Но ведь ты же сам мне не раз говорил, что никогда не горел особым желанием учиться, – простонал я.
– Да. И нисколечко не лукавил, – согласился Степан. – Но совершенно иного мнения придерживался мой суровый батяня. Я ведь с детства грезил стать великим путешественником и фотографом. Странствовать по непроходимым джунглям, сельвам, прериям и пампасам. И привозить домой снимки экзотических животных, редкостных растений и невиданных ландшафтов. А с тех пор, как отец купил «Зенит», я всё свободное время бродил по колымским сопкам, запечатлевая яркие моменты из жизни насекомых, птичек и разных там зверюшек. А мой снимок «Шатун атакует» стал победителем на конкурсе лучшей любительской фотографии в журнале «Юный натуралист».
– Насколько я знаю, редко кто умудряется пережить встречу с разъяренным медведем-шатуном, – засомневался я в хвастливом заявлении товарища.
– И тут ты совершенно прав, – снисходительно кивнул Степан, увлекая меня за собой вниз по улице. – В ту далёкую зиму, уже под самую весну, какой-то горе-охотник невзначай провалился в берлогу к мохнатому зверю. Это Потапычу не очень-то и понравилось, и он в мгновения ока задрал несчастного дилетанта с двустволкой, а также двоих его не слишком трезвых товарищей. В течение двух недель шатун наводил ужас на посёлок, прииск и его близлежащие окрестности. Погибли инженер и рабочий прииска, проводившие осмотр золотоносных участков. Охотничьи облавы на медведя успеха не имели. Да и погода этому совершенно не способствовала. Свирепая пурга замела все следы. Но как только немного распогодилось, я всё-таки изловчился найти логово косолапого зверя. Видно интуиция мне подсобила. И успел сделать три снимка, прежде чем топтыгин распахнул свои когтистые лапы перед самым объективом «Зенита».
Ни до, ни после того случая я никогда в жизни так быстро и проворно не бегал. Шатун гнался за мной до самого посёлка и, наверно, пополнил бы мною свою коллекцию, если б не директор школы Виктор Андреевич Сергиенко, дай Бог ему крепкого здоровья и многих лет жизни! Услышав мои вопли и увидев из окна своего дома финальную стадию захватывающей гонки с преследованием, он в одних подштанниках выскочил с карабином на улочку и с первого же выстрела уложил косолапого наповал. Мне тогда здорово подфартило! Ведь я практически находился на линии выстрела! Я отчетливо видел чёрное жерло ствола карабина, направленное мне прямо в лицо, и услышал громоподобный глас директора:
– Ложись!!!
Уже падая, я отчетливо ощутил, как пуля со свистом взъерошила волосы на моём затылке, и лишь затем услышал сухой звук выстрела. Я проскользил на брюхе по раскатанной детьми ледяной дорожке и въехал головой по самый пояс в высокий и рыхлый сугроб. Меня потом оттуда всем миром за ноги доставали. Ведь я совершенно выбился из сил и был уже не в состоянии самостоятельно выбраться из снежной западни. А наш директор – стрелок от Бога! С сорока метров попал бегущему медведю точно в глаз и мгновенно вышиб взбешенному топтыгину мозги. И это несмотря на то, что во дворе было минус 32 градуса по Цельсию!
Ох, и разукрасил же батя мою задницу под Хохлому тяжёлым армейским ремнём! На моей нежной и розовой попочке в нескольких местах отчётливым негативом проявилась прямоугольная пряжка с советской пятиконечной звездой. Две недели потом не мог на булочки сесть! А фотоаппарат папаня запер в сундук и строго настрого запретил его трогать. Но разве мог меня остановить простенький замок на старом сибирском кованом сундуке?! Плёнку я тайком достал, напечатал фотки и отослал их в редакцию. А уж когда я занял первое место на конкурсе на лучший любительский снимок, то мой батяня быстро оттаял и снова разрешил мне пользоваться «Зенитом». Вот только обещанный победителю конкурса фотоаппарат, я почему-то так и не получил. То ли не туда отправили, то ли где-то затерялся в дороге.