– Как погибла?! – ужаснулся Степан.
– Благодарный пациент после года безуспешного лечения запустил в голову целительнице банкой, с очередной порцией прописанной ему микстуры, – расшифровал я гиганту суть инцидента.
– Знай же, Василий! Я категорически отвергаю твой скептицизм и недоверие к народной медицине! – решительно заявил Степан. – От чего лечился этот твой «благодарный» пациент?
– Кажется от слепоты, – неуверенно пролепетал я.
– Ну, раз попал в голову бабки Дарьи, значит, видел куда бросал! Следовательно, эффект от лечения все-таки был! – пылко высказался в защиту павшей знахарки самозваный народный адвокат. – Поэтому я неукоснительно настаиваю на восстановлении доброго имени народной целительницы и её полной рыбылитации!
– Не понял… – удивлённо расширил я глаза. – Я должен отнести рыбёшку на могилку бабки или сложить её жизнеописание в стиле народной былины?
– Нет! Я хочу, чтоб бабка Дарья была оправдана на предмет её профессиональной пригодности, – настойчиво гнул свою линию исполин.
– А-а-а! Так ты добиваешься её полной реабилитации! – искренне расхохотался я.
– Что-о-о?! Ты оп-я-ять придираешься к моим словам?! – грозно нахмурился Степан.
– Молчу, молчу! – покорно поднял я вверх руки. – Теперь можешь назвать Ельцина Ёлкиным, и я безропотно соглашусь, что это воистину так!
Мы молчаливо остановились у сияющей витрины лавки нижнего женского белья, где-то в душе неосознанно гневаясь друг на дружку. Хотя нет! Похоже, обида медленно-медленно нарастала и обещала, в конечном итоге, излиться наружу кипящим потоком. Чтоб избежать назревающего конфликта с моим чрез меру могучим попутчиком, мне необходимо было срочно расстаться с ним. Осталось только придумать способ откланяться как можно более галантно и безболезненно.
Когда же все соблазнительные предметы дамского туалета были досконально изучены, я стал подумывать, куда бы направить мои стопы в поисках безопасного, укромного ночлега. Неожиданно Степан виновато вздохнул и сразу же разрядил возникшую между нами напряжённость.
– Вася, – тихо произнес он. (В его голосе звучали застенчивые нотки). – Ты уж меня извини. Ну, на счет придирок к моим словам. Сам ведь отлично понимаю пробелы моего образования. Кто виноват, что в детстве и юности я не желал прилежно учиться? В одно ухо влетало, в другое тут же со свистом вылетало.
– Не исключено, что у тебя попросту были неважные учителя в школе? Не смогли или не захотели разжечь в тебе искру любознательности и стремления к познанию, – оттаяв, попытался я хоть как-то оправдать раскаявшегося товарища.
– Нет! Что ты! Как раз наоборот! – запальчиво отверг моё предположение Степан. – В поселковой школе-интернате на Колыме у меня был замечательный педагог, Аристарх Поликратович Завадский! Тройной диссидент!
– Это только одеколон может быть «тройным». А диссидент – он и в Африке диссидент, – тихо рассмеялся я.
– Ну, я в том смысле, что Аристарх «отмотал» три срока в колымских лагерях, – терпеливо пояснил гигант. – Представь себе старичка среднего роста с рыжеватой бородкой и потешными усиками с проседью. На голове извечная узбекская тюбетейка. На вид, ну, что-то среднее между Мичуриным и всесоюзным старостой Калининым. Всегда чистый, опрятный, в строгом наглаженном старомодном френче. Знал английский, французский, немецкий, испанский, латынь, а также древнегреческий и древнееврейский язык. Преподавал нам зоологию, биологию, химию, историю и французский язык. А так как наш директор, Виктор Андреевич Сергиенко, был заядлым рыбаком и охотником, и всё время пропадал в «командировках», то Аристарх в его отсутствие преподавал физику, математику и астрономию. Хотя наш посёлок при прииске был достаточно крупным, и средняя школа там была немалая, но учителей в нашем учебном заведении катастрофически не хватало. Даже неопытных выпускников пединститутов калачом не заманишь ехать в такую Тмутараканью глушь. Вот и приходилось Аристарху отдуваться по всем предметам, хотя он уже давным-давно был довольно-таки почтенного пенсионного возраста. Да он и не жаловался. Была, правда, у нас молодой специалист-филолог, якутка Марья Алексеевна с фамилией, которую можно было выговорить лишь хлебнув двести грамм не разведённого медицинского спирта. Помню только, что начиналась её фамилия на букву «Ы». Эта барышня вела у нас, как я подозреваю, русский язык и литературу.
Так вот, Аристарх Поликратович частенько после моих ответов укоризненно качал головой и печально говорил:
– Ох, Степанко, Степанко! Ти знов чув звIн, та не знаєш де вIн. (Прим. Украинская пословица).
– Так твой Аристарх был украинцем? – удивился я.
– Да! Со старинного шляхетского рода! – утвердительно закивал головой Степан. – Родом из Таврии, с юга Украины. Похоже, он твой земляк, Василий.
– Кто б мог подумать! – изумлённо воскликнул я. – На левом берегу Каховского водохранилища находится небольшое село Заводовка. Меня всегда поражало название этого селения, ведь никакого завода там даже в радиусе тридцати миль не наблюдалось. Однажды, гуляя по окрестностям села, я наткнулся на старенький, ветхий, потрескавшийся указатель с надписью: «Завадовка». Я поинтересовался у древнего, полувыжившего из ума деда, сидящего под указателем, почему в название вкралась такая ошибка. Старик, кряхтя, ответил, что раньше село так и называлось, так как было основано паном Завадским ещё при Потёмкине. Во время смуты большевики сожгли усадьбу шляхтича и её руины, как и старое село, теперь затоплены водами рукотворного моря. Советская власть построила новое село на высоком крутом берегу Каховского водохранилища и «облагородила» его название. Может твой Аристарх и есть потомок того самого Завадского?
– Не могу сказать точно, – пожал плечами Степан. – Меня это раньше как-то мало интересовало. Но Аристарх часто говаривал, что родина его Атлантида и над его колыбелью теперь плавают лишь юркие пресноводные рыбки. Знаю, что в молодости Завадский учился в Одесской семинарии. По старинной семейной традиции рода Завадских младший сын обычно выбирал себе духовную стезю и становился православным батюшкой. Как-то я заходил в домик Аристарха и видел на стене в рамочке его старую фотографию. Чего и говорить, красивый был парень! Один из лучших семинаристов! Ухаживал за прекрасной девушкой, надеясь со временем на ней жениться. Правда, был у него неудачливый, но очень ловкий и коварный соперник. Видя, что красавица отдаёт предпочтение более образованному и интеллигентному семинаристу, он «настрочил» донос в карающие органы новой власти. Доносчик, как честный советский человек, докладывал: «Гражданин Завадский в частных беседах утверждал, будто большевистские лозунги «Человек человеку – друг, товарищ и брат», «кто не работает, тот не ест», «ученье – свет, а не ученье – тьма» – это лишь слегка перефразированные библейские истины». Тёмной ночью Аристарха арестовали и увезли на допрос. И знаешь, Василий, кто вёл его дело? Сам Лёва Задов!
– Погоди-ка! – прервал я рассказчика. – Не тот ли это одесский поэт-юморист, он же махровый анархист, так колоритно описанный в «Хождениях по мукам»?