III
Казаки бойко поскакали вперёд, но уже через несколько сот саженей замялись и разделились. Половина стала поворачивать направо, половина налево, и в этот момент хлестнул залп. Жалобно заржали раненые лошади, закричали истошно люди. Десятка два всадников, выбитые пулями, покатились на землю. Оставшиеся в сёдлах кинулись прочь, но, пока они не успели отъехать, невидимый противник успел выстрелить ещё раз, и два.
Мимо Мадатова проковыляла рыжая лошадь, прыгая на трёх ногах; правую заднюю она поджимала к брюху, словно надеялась остановить текущую из бедра кровь. Сидевший на ней казак клонился на сторону и всё загребал руками воздух, будто бы пытался ухватиться за опору, видимую ему одному. Он успел отъехать и упал где-то уже за фронтом.
Подъехал генерал Ланжерон. Дивизионный командир кричал хриплым, сорванным голосом:
— Подполковник! Перед вами овраг. На той стороне турки. Приказываю атаковать, выбить неприятеля из укрепления!
— Батальон!.. — подал команду Бутков.
Трижды грохнули барабаны. Валериан выхватил шпагу и пошёл впереди роты.
— Не спеши, — кинул ему батальонный. — Береги силы. Пока ему нас не достать. А только приблизимся — быстрее вперёд и вниз...
Мадатов уже хорошо различал и ближний обрыв, и нагромождение стволов наверху дальнего склона. Там, в завале, сидели янычары, оттуда они расстреляли нашу конницу, разъезжавшую так беспечно.
— Стой! — скомандовал Бутков, когда до препятствия осталось шагов меньше сотни.
Батальон стал.
— Первая рота, вперёд! Живо!
Уже видны были стволы турецких ружей, блестевшие среди веток. С каждым шагом они всё увеличивались в размерах, пока не сравнялись, наконец, с крепостными мортирами. И вдруг Мадатов почувствовал, что именно сейчас, сию секунду офицер на той стороне подаст страшную команду... Он сам закричал истошно: «Рота, бегом!» — и кинулся вперёд длинными резкими прыжками. Турки замешкались и выстрелили, когда первая линия егерей уже прошла перегиб. Большая часть свинца досталась нечётным взводам. Сзади охали, ругались, плакали, но Валериан, не оборачиваясь, бежал вниз, опираясь на пятки, всаживая каблуки в сухой, сыпучий песок.
Внизу собрал людей и повёл их направо, где, как он успел заметить, ещё подбегая, турецкая сторона оврага понижалась. И точно — русло пересохшего ручейка уходило наверх, выполаживая несколько склон. Но и турки знали своё слабое место. Именно здесь они сбросили десяток стволов верхушками вниз. Стрелки уселись за комлями и, только русские остановились, ударили слитно и точно.
— К склону! — Мадатов подгонял егерей, размахивая шпагой. Сам же, задрав голову, пытался высмотреть янычар, удобно усевшихся наверху.
— Ваше высокородие! Что же вы стали?! Тотчас прихлопнут!
Сержант Афанасьев схватил штабс-капитана за руку и потянул за собой. Только Валериан сделал пару шагов, сразу несколько пуль ушли в оставленные им следы.
— Поручик Стариков!
— Ранен, — отозвался кто-то невидимый. — Ляжку пробило. Сидит чуть подале.
Егеря, рассыпавшись цепью, вжимались в песок, понимая, что «мёртвая зона», та, в которой не достанут их турецкие пули, очень узка. Выставь руку, и умелый стрелок тут же найдёт кисть или предплечье.
Мадатов лихорадочно пытался придумать выход из ловушки, в которую попала рота.
— До первых веток бы добраться, Валериан Григорьевич! — прошептал Афанасьев, словно боясь, что его услышат те, наверху. — А там уж мы разберёмся...
Неясная идея вдруг забрезжила в голове Мадатова, но её спугнул крик подполковника, подбегавшего по оврагу:
— Капитан! Почему стоим?! Чего ждём?! Пока перещёлкают?! Быстро наверх!
Бутков явно не понимал всех сложностей ситуации, в которой оказались егеря первой роты.
— Песок, господин подполковник...
— Штыки! Штыками в песок — и наверх, быстро! Два взвода, Мадатов, попеременно бьют вверх! Остальные — вперёд! Штык в песок, ружьё — как ступенька. Всадил, подтянулся, стал. Упёрся, снова всадил... Живей, молодцы! Командуй же, Мадатов, командуй!..
Мадатов тряхнул головой, сбрасывая странное оцепенение, и начал отдавать понятные уже самому приказы. Афанасьев остался внизу со стрелками, а сам Валериан повёл роту по склону. Выхватил ружьё из рук убитого егеря, всадил с размаху в песок, так что едва ли не полствола скрылось из глаз, подтянулся, упёрся каблуками, утвердился, выдернул...
Через несколько перехватов он ухватился уже за ветку. Протиснулся вдоль ствола и — замер. В полусажени белело оскаленное лицо с усами, почему-то выкрашенными красным. «Турок, — понял Валериан. — Убит. Либо снизу достали пулей, либо закололи солдаты, обогнавшие командира...» Он отвернулся и ещё энергичней принялся карабкаться вверх, не желая оставаться сзади своей же роты...
Наверху уже было чисто. Турки отступали, бежали к деревне, белевшей в полуверсте. Им было не до русской пехоты. Слева на них накатывались лавой казаки. Тот самый влетевший в засаду полк обскакал овраг, смял кавалерийский заслон и теперь торопился отомстить за погибших и раненых.
Мадатов собрал людей, поставил в две линии, прикрывая часть склона, по которой поднимался наверх батальон.
Потный Бутков вытер лоб, пихнул смятый платок за обшлаг и вновь нахлобучил шляпу:
— Понял, штабс-капитан? Не останавливайся в бою! Ты себе передышку дал, но и неприятелю тоже. Думать же надо на два хода вперёд. Ты ещё здесь, а мыслями уже там. Вот тогда-то ты его и собьёшь...
Построившись плотной колонной, егеря двинулись к домам, где ещё стреляли, визжали и улюлюкали.
Немногие янычары успели добраться к укрытию, но те, что засели за стенами, сопротивлялись отчаянно. Казаки, разъехавшись, окружили село и поджидали пехоту.
Бутков поговорил с казачьим полковником и, не торопясь, вернулся к колонне.
— Говорят, там десятка два-три осталось. Кавалерии туда соваться — только людей терять. Это работа наша. Что же, Мадатов, — начал ты сегодня отлично, так и завершить дело тебе же. Иди, штабс-капитан, все турки нынче твои...
Когда первая линия приблизилась к краю деревни, Валериан скомандовал остановиться. Прошёл вперёд и закричал, надсаживаясь:
— Храбрые воины! Ваше положение безнадёжно. Кладите оружие и выходите с поднятыми руками. Обещаю...
Несколько пуль свистнуло, простонало в вечернем сгустившемся воздухе. Мадатов поднял шляпу, посмотрел на аккуратное отверстие в тулье. Вернулся обратно.
— Зачем же так рисковать, ваше высокородие? — Афанасьев стоял с барабанщиками, на месте ротного командира. — Нешто они послушают? Французы были бы, альбо немцы — завсегда бы договорились. А турок — самый вредный народ. До последнего солдата будет держаться. Разрешите, я охотников кликну — так через полчаса всё и закончим.