Двое рядовых в зелёных мундирах и белых панталонах бежали к опушке, держа в кулаках верёвки, накинутые на плечи. Щит двигался за ними достаточно быстро и плавно. От падения его удерживала ещё одна бечева, натянутая по всей длине прогалины.
Егеря первой роты первого батальона стояли группками по шесть человек, держа заряженные ружья в положении «на плечо». Только щит приближался, следовала команда: «Первая!» Трое, шагнув вперёд, падали на колено и палили в надвигающиеся доски... «Вторая!» Вторая же тройка занимала место первой и расстреливала удалявшуюся мишень. Больше половины стрелков попадало в цель. Летели белые щепки, а щит всё больше окрашивался в цвет травы, видневшейся сквозь пробоины.
Пару раз чья-то не в меру меткая пуля перебивала верёвки. По команде стрелки брали ружья к ноге и ждали, пока тянувшие сращивали концы.
Командовал высокий чернявый штабс-капитан, бежавший параллельно движению щита, держась за линией стрелков. За ним ехал верхом подполковник, внимательно наблюдавший, и как исполняют приёмы рядовые, и как часто попадают они в мишень.
Отстрелялась последняя группа, щит остановился. «Бурлаки» начали перевязывать бечевы, чтобы тянуть в другую сторону. Ротный подошёл к батальонному командиру:
— Хорошо стреляют твои люди, Мадатов!
Штабс-капитан вытянулся и отдал честь. Подполковник Бутков спрыгнул на землю и отдал поводья подбежавшему унтеру:
— А теперь хочу посмотреть, как маневрируют. Топать на месте и ружьё вертеть егерям без надобности. Пусть атакуют... вон ту опушку. Там враг засел, оттуда стреляют. Давай, командуй. Только не забудь приказать, чтоб разрядили ружья, у кого осеклись.
Мадатов дёрнулся недовольно:
— До сих пор не забывал, господин подполковник.
— У каждого своё дело, Мадатов. Офицеры рядовым приказывают, ротный — своим офицерам. А батальонный, соответственно, — ротным!.. Исполняйте, господин штабс-капитан. Жду!..
Пробили барабаны, и рота выстроилась в две линии. Другая дробь — и первая шеренга побежала вперёд. Отошла на полсотни метров — и по новому сигналу егеря припали на колено, показывая, что готовы к стрельбе. Приложились, и тут же вторая половина роты двинулась скорым шагом. Солдаты проскочили в разрывы первой и, взяв ту же дистанцию, также изготовились к залпу. Отстрелявшаяся шеренга, повинуясь не умолкавшим барабанам, изображала, что заряжает оружие.
Мадатов держался в арьергарде, держа при себе барабанщиков и нескольких вестовых. Он был доволен. Он чувствовал, что рота исполняет приказания складно, что управлять сотней солдат и офицеров ему так же ловко, как действовать десятью пальцами. Он знал также, чувствовал спиной, что и батальонный командир тоже радуется, видя, как чётко действуют егеря, как быстро перекатываются шеренги, приближаясь к опушке леса.
— Стой! — крикнул Бутков.
Мадатов повторил приказ, и, повинуясь грохнувшим враз барабанам, обе шеренги замерли. Первая у самых деревьев, вторая — на том же расстоянии, что было определено сначала.
— Правильно, — похвалил батальонный. — Правильно, Мадатов, делаешь, что голос не рвёшь. Пальба начнётся — ни один унтер тебя не услышит. Командуй лишь барабанами. Это надёжней... А скажите, господин штабс-капитан, в лес вы тоже линиями бы пошли?
Валериан позволил себе улыбнуться. Вопрос, он понимал, задан был только для формы.
— Никак нет, господин подполковник. Исполнили бы манёвр за номером три. Барабаны пробивают резвый поход, и каждая цепь вытягивается колонной по одному. Подобными верёвками рота и входит в лес.
— Знаешь, — буркнул Бутков. — Посмотрел бы я ещё, как исполняешь, да времени уже нет. Пусть строятся в колонну и возвращаются в лагерь. Есть кому повести?.. Ну и отлично. А мы с тобой проедемся, поговорим... Сергачёв! Отдай коня штабс-капитану. Сам прогуляешься с ротой...
Опередив пеших егерей, Бутков с Мадатовым выехали с поляны на пыльный, широкий шлях. Островок леса остался у них за спиной, а справа и слева тянулась до горизонта бугристая равнина, покрытая высокой травой. Дорога сразу пошла вверх, на небольшой холм, но отдохнувшие лошади шли бойко и весело, поматывая головами.
— Рад, что я тебя от мушкетёров к егерям перетащил? — помолчав, начал Бутков. — Можешь не отвечать. Сам знаю, что рад. Как увидел тебя у мингрельцев, так сразу подумал — вот кто мне нужен здесь, на первую роту! Егеря — дело живое и быстрое. Но и опасное. Будь у нас времени чуть побольше, надо бы, пожалуй, два-три взвода за деревьями посадить. Чтоб палили холостыми по наступающим. А как подойдут, ещё бы и навстречу пошли. Как при Александре Васильевиче. Он, Мадатов, колонну на колонну гонял. И шаг приказывал не сбавлять! Пробегали строй через строй, только штыки отводили, чтобы друг друга не поколоть...
— Опасный манёвр, — отозвался Валериан. — Не уверен, что мои бы управились.
С Бутковым ему легко было и говорить, и служить. Ни один, ни другой не любили прятаться, притворяться. Каждый знал своё дело, любил его и старался исполнять по возможности лучше.
— А я уверен, что с первого раза никак не управились бы, — ответил Мадатову подполковник. — И со второго тоже, и с третьего. А вот с пятого, глядишь, и начало бы у тебя получаться... Я тогда ещё только унтером начинал. Так честно скажу тебе — поначалу ой как боялся. Бежишь, ружьё на руку, орёшь, барабаны лупят! А навстречу такие же оголтелые, такой же колонной. Ох, думаешь, не разойдёмся, так только лбы затрещат! Потом попривык, и страх стал яростью замещаться. Он на тебя, ты на него. Штык уберёшь, а плечом нет-нет да засадишь куда придётся. Да и он же не уступает! Так потихоньку Суворов и вытягивал нас на дело...
— Ну, авось и наши никому не уступят.
— Авось! — вскинулся батальонный. — Авось — не солдатское это слово. Да — война, да — на удачу, но — только не на авось! Ходим мы, штабс-капитан, под Богом, но каждый сам за себя. Сделай всё своё и даже немного больше, а дальше... да там как уж получится. Но пока скажу — хорошая у тебя рота, Мадатов! И батальон у нас неплохой. И полк седьмой егерский тоже, думаю, в настоящем деле выстоит.
— Думаете или уверены? — напрямую спросил Мадатов.
Бутков помолчал. Смотрел прищуренными глазами вперёд за вёрсты и вёрсты степи — туда, где валилось вниз красное горячее солнце.
— Надеюсь, — наконец вымолвил он. — Война, Мадатов, это тебе не манёвры. Под пулями всё куда как сложнее — и стоять, и бегать. А главное — соображать. В тебя самого стреляли когда-нибудь?
— Бывало, — усмехнулся Валериан. — Карабах — это же не Россия. Там у нас, за Кавказом, без ружья, без сабли... день, может быть, проживёшь. Но до утра уже, наверное, не дотянешь.
— Убивать приходилось?
Валериану легко было бы прихвастнуть, но разговор располагал к честности.
— О двух знаю наверняка. О других врать не буду. Стрелял вместе со всеми. Те падали. Видел. Но чья пуля кого нашла — точно вам не скажу.