Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 75

Зато кто вел точную «убийственную бухгалтерию», так это почему-то малоизвестный широкой публике воронежский крестьянин Егор Башкатов, тоже приверженец железной дороги, спровадивший на тот свет за десяток лет аж 459 душ. Главным образом — женщин и детей.

Назвать его маньяком сложно, ибо действовал Башкатов исключительно из корыстных мотивов. То есть занимался не душегубством ради душегубства, а лишал жизни ради презренного металла. Но способы убийств и то хладнокровие, с которым Башкатов их совершал, заставляют задуматься над действиями «серийника» не только сыщиков, но и психиатров.

Кстати, в его куррикулум витэ много сходства с другим любителем железных дорог Андреем Чикатило. По какому-то странному совпадению, даже очерки в СМИ об обоих, написанные в разное время, носили одинаковое название: «Зверь на полустанке».

Как следует из сохранившихся материалов уголовного дела, Башкатов Егор Иванович, он же Демидов Устин Кузьмич, родился 1879 году в селе Семидесятное на Верхнем Дону (40 верст до Воронежа) в обычной крестьянской семье. Как и украинский селянин Чикатило. У обоих в детстве были проблемы с родителями. Первый рано лишился отца и был часто бит матерью, второй рано лишился обоих — отец утонул по пьяной лавочке, отправившись на заработки на Кубань, мать сошла в могилу от нелегкого крестьянского труда. Остался Егор один с сестрой под присмотром деда с бабкой.

О молодых годах жизни Башкатова ничего достоверно не известно. Есть сведения о том, что его женитьба была крайне неудачной — супруга страдала эпилепсией и умерла вместе с малолетней дочерью еще до начала Первой мировой войны.

Был мобилизован на фронт. Как он там служил, непонятно, но в отпуск в родное село сразу после Февральской революции приезжал с погонами прапорщика полным георгиевским кавалером. Потом выяснилось, что и отпуск был дезертирством, и мундир Башкатов снял с убитого и ограбленного офицера.

В отпуске Егорка тоже времени зря не терял: повздорив, зарубил мужа сестры, забрал его телегу, лошадей и вещи, сдал знакомому барышнику Соколову на станции Давыдовка.

Ему повезло, что никто посреди царившей в стране анархии подобные «шалости» уже не расследовал.

Проходила информация, что Башкатов одно время якобы служил в продотряде и даже там умудрялся приворовывать и приторговывать конфискованным у крестьян. Но подтвердить это надежными источниками не представляется возможным.

Установленным фактом является то, что с марта 1922 года Башкатов в прямом смысле вышел на большую дорогу. Причем предпочитал железную.

Великий голод в Советской России 1921–1922 годов, затронувший сразу 35 губерний разоренной Гражданской войной страны, сорвал с насиженных мест массы выживших в этой бойне крестьян (по разным данным, голодало от 28 до 40 миллионов человек). Сотни тысяч жителей центральных губерний, Урала и Поволжья бежали от войны, мятежей, репрессий, продразверстки на, как им казалось, теплый и сытый Юг в поисках земли и воли. По железной дороге они добирались до Дона, Кубани, Ставрополья, рассчитывая на их необъятных просторах при отсутствии выбитого войной казачьего населения обрести землю, обещанную большевиками крестьянам.

На станциях их встречало своеобразное такси — мужики на подводах, предлагавшие подешевле отвезти переселенцев с ерундовым скарбом в нужное им место.

Среди них с весны 1922 года, в разгар голода, на станциях и полустанках владикавказской железной дороги занимал место и 43-летний бородатый мужичок, недобро глядевший из-под мохнатых бровей. С виду он был совершенно безобиден, да и никаких опасных предметов, похожих на оружие, в его телеге не наблюдалось.

Извозчик выискивал в толпе трудовых мигрантов тех, кому ехать предстояло далеко. Мужиков, баб с детишками. Но никогда не более троих взрослых. Чтобы непременно заночевать в пути. Предлогов для ночевки была масса: «ехать ишо далеко», «плохая погода, а я сарай надежный знаю», «кобыла устала», «разбойники по ночам на шляхе шалят» и пр. Хотя как раз главным «шалуном» являлся он сам.

По пути мужичок расспрашивал пассажиров о жизни, выяснял намерения, планы. Есть ли родственники, где точно живут, не собираются ли тоже перебираться сюда.

Как правило, ночевка в пути становилась для несчастных последней в жизни. Безобидный с виду мужичок дожидался, когда те уснут. Тихо вставал, доставал из телеги увесистый булыжник, клал его в обыкновенный рогожный мешок, перетягивал бечевкой и получал классический кистень. Или микстуру, как любовно величал орудие сам Башкатов. Затем подкрадывался к спящим и резким ударом «закрывал» жертву (проламывал череп).

«Я встал, осмотрелся, кругом никого не видно, взял свой мешок с голышом и стал закручивать тонкой бечевкой. Заделал, посмотрел — крепка ли моя „микстура“, и после этого нанес на спящего гражданина несколько ударов…» — рассказывал он потом на допросе.

Микстуру он мог изготовить и на месте из портянки, носка, любой подходящей тряпки, а дождевик подобрать по дороге.

В безлунную ночь Башкатов клал жертве на голову в качестве мишени обрывок газеты, вату и т. п. В живых не оставлял никого — свидетелей быть не должно. Трупы потом лишь прикапывал, дабы не заморачиваться. Клал ничком на землю, чтобы разложение начиналось с лица.

Добыча была копеечная — откуда деньги у голодающих крестьян. Как правило, это была окровавленная одежда (ее потом отстирывали от крови перед продажей специально нанятые люди), худая обувь, мелочь в котомках. Однако регулярность смертельных вылазок позволяла складывать копеечку к копеечке. Да и барахлишко потом продавалось на толкучках — хватало на запрещенный самогон с разрешенным салом.

Зато более реальная добыча ожидалась позднее. Изобретательный Башкатов от имени убиенных кропал письма их неграмотным родственникам, призывая продать все, что те имеют, и перебираться на Дон (Кубань, Кавказ), где, мол, есть работа и сыто-пьяно. Опухшие от голода волжане хватались за соломинку, заворачивали в узелок последние гроши и двигали на новое место жительства. Где их уже ждал на станции в назначенный день бородатый мужичок с недобрым взглядом. А там повторялся кровавый поход. Полвека спустя своих жертв практически на тех же полустанках будет поджидать другой монстр — в очках и с портфелем, набитым пыточным набором.

Интересно, что на следствии Башкатов уверял, что убивал не нищих крестьян, а кулаков, антисоветский элемент.

«Я, Башкатов, понапрасну кого-либо из граждан не брал, искал тех лиц, которые были вредители для моего потомства, я им мстил за мою кровь». По его оригинальной версии, утонувшего по пьяни на Кубани отца «пытали кольями и убили кулаки» за то, что он знал подлинных убийц «анпиратора Александра», но не выдал их.

«Вредителей» оказалось столь много, что Башкатову приходилось путешествовать вдоль чугунки от самой Белокаменной до кавказского Беслана, дабы не примелькаться. Заодно он сменил и документы (благо их было теперь полно), приняв имя Устина Демидова, мещанина города Любартово Люблинской губернии Привисленского края. Эти меры предосторожности вкупе с действиями в одиночку и устранением всех живых свидетелей позволили Башкатову почти 10 лет беспрепятственно душегубствовать на Юге России.