Арабы и море. По страницам рукописей и книг - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Шумовский cтр.№ 45

Проникновение Португалии на Восток явилось первым актом европейской колонизации. «Завоевание Индии португальцами… имело целью ввоз из Индии. О вывозе туда никто не помышлял», – писал Ф. Энгельс ^[74]. Арабские купцы, которые держали внешнюю торговлю западноиндийских княжеств в своих руках, остро ощутили угрозу конкуренции и утраты монопольной власти над индийским рынком. Между правителем Каликута, власть которого зависела от состояния арабской морской торговли, и «франками» установились напряженные отношения. «Разделаться с португальцами при содействии смертоносного железа или сжечь их корабли, дабы никто из них не вернулся к берегам Тахо, – таково было единственное желание мавров, ибо они хотели, чтобы короли лузитанские никогда не узнали про дорогу в Индию». Так звучит горькое признание в «Лусиадах» Камоэнша. Тогда при последующих экспедициях в Индию «франки» применили силу. Уничтожение индийских и арабских торговых судов в открытом море, пытки и убийства сопротивляющихся, порабощение слабых, лихорадочный вывоз естественных богатств страны – таковы были методы установления португальского колониального господства.

Две верхние линии – торговые пути на Восток через Аравию, нижняя – маршрут экспедиции Васко да Гамы, проложенный Ахмадом ибн Маджидом

Рис. 6. Маршруты путешествий Васко да Гамы и Ахмада ибн Маджида

Ахмад ибн Маджид был живым свидетелем того, как под ударами португальской политики исключительности рушилась мировая торговая система арабов и приходила в упадок ее техническая основа – мореплавание, – дело, которому он безраздельно посвятил свою жизнь. Лоцман первой европейской экспедиции в восточных водах, он отчасти относил вину и к себе, и позднее раскаяние, по-видимому, не покидало его до уже близкого конца жизни. «О, если бы я знал, что от них будет!» Жизнь близилась к роковой грани, вдохновение постепенно иссякало. Начало нового столетия отмечено в творчестве «четвертого льва моря» тремя небольшими, уже последними лоциями: «Софальской урджузой» для лоцманов в восточноафриканских водах, «Малаккской урджузой» для плавания в Бенгальском заливе и «Поэмой» для кораблей, совершающих рейсы между Джеддой и Аденом.

Если в последние годы своей жизни Ахмад ибн Маджид оказался свидетелем португальского проникновения на Восток, то его младший современник и собрат по профессии Сулайман ибн Ахмад ал-Махри жил и действовал тогда, когда хозяином Восточного Средиземноморья стал турецкий флот. Таким образом, арабское мореплавание и связанная с ним морская литература не знали эволюционного периода упадка. В деятельности своих двух наиболее выдающихся представителей, Ахмада ибн Маджида и Сулаймана ал-Махри, арабская морская традиция нашла свое высшее выражение и сразу вслед за этим, еще при их жизни, уступила главную роль на Средиземном море туркам, а на Индийском океане – португальцам. Сулайман ал-Махри, уроженец океанского побережья Аравии, еще более загадочен для науки, чем Ахмад ибн Маджид. Если в отношении последнего мы уже располагаем тринадцатью датами, то для Сулаймана анализ документов выявляет лишь две: 1511 год, когда было написано его крупнейшее произведение «Махрийская опора для прочного приобретения морских знаний», и 1564 год, под которым турецкий адмирал Челеби упоминает Сулаймана как уже покойного. Остальные четыре прозаических трактата этого лоцмана, сохранившиеся в парижской рукописи 2559, не датированы, и, таким образом, его деятельность ориентировочно относится к первой половине XVI века.

Темы, избираемые работами Сулаймана, в основе аналогичны предмету выступлений Ахмада ибн Маджида и специальной характеристики не требуют. К сожалению, вот пока все, что мы можем сказать об этом человеке. В определенный день он появился в мире и в определенный день ушел, как и все мы; дышал, двигался, думал, творил, имел друзей и недругов. Но все прошло, и сейчас только старая полузабытая рукопись в чужой стране мерцает как слабый отблеск давно угасшей жизни. А если бы рукопись не сохранилась, в память науки не вошел бы этот замечательный лоцман, и такова, наверное, судьба многих сынов минувших столетий. Грустно только при мысли, что парижский манускрипт не содержит никаких биографических данных об авторе, но по временам я задумываюсь: а может быть, Ферран не так уж прав, и таится среди тысяч рукописных строк в трудах Сулаймана из Махры бесценная деталь, которая вдруг прольет такой яркий свет на это лицо, что наши знания о нем получат решающее пополнение, а быть может, и коренную перестройку. Ведь у нас в стране нет ни копии этой рукописи, ни экземпляра ее фототипического издания, о ней мы пока судим лишь по впечатлениям Феррана, а работа над «Книгой польз» показала, что французский исследователь не всегда проникал в текст достаточно глубоко. Но непосредственное знакомство с текстом Сулаймана – дело будущего ^[75], сегодня для нас он еще почти весь окутан мглой.

«В произведениях Ибн Маджида, – пишет Игнатий Юлианович Крачковский, – и даже Сулаймана, действовавшего уже в значительной степени при португальцах, можно констатировать пользование только источниками и приемами Востока: никакого воздействия португальских материалов в них не заметно. В противоположность этому, обратное влияние сказывается очень сильно: уже первое продвижение португальцев к востоку от мыса Доброй Надежды познакомило их с опытом арабов, и древнейшие их памятники в этой области носят явные следы заимствований, а некоторые португальские термины специального характера представляют иногда просто перевод с арабского».

И дальше: «Если влияние арабской морской географической литературы XV–XVI вв. на Запад выступает отчетливо, то воздействие ее на Восток было еще шире и глубже. Мы это можем проследить особенно ярко на турецкой литературе по морской географии, которая в XVI в. переживает расцвет, не в малой мере обязанный своим блеском известным нам теперь арабским памятникам» ^[76].

Действительно, турецкая морская энциклопедия Челеби, законченная в 1554 году, составлена по тематическому плану произведений Ахмада ибн Маджида и Сулаймана ал-Махри. В качестве источников эти произведения наряду с рассказами про трех «львов моря» – Мухаммада ибн Шазана, Лайса ибн Кахлана и Сахла ибн Абана – названы адмиралом в предисловии к его труду.

Португальцы учились мореплаванию у генуэзцев, и в Генуе Португалия нанимала свои первые корабли и адмиралов. Но в XV веке «португальский инфант Энрико Мореплаватель ^[77], имя которого связано с географическими открытиями португальцев, использовал опыт арабских мореходов Северной Африки. При их помощи португальцам удалось усовершенствовать навигационные инструменты и карты и лучше обучить командный состав. Под их влиянием, по-видимому, португальцы в середине XV века сконструировали новый тип каравеллы, имевший хорошую парусную оснастку» ^[78], – пишет Д.А. Ольдерогге. Когда, стремясь на Восток, в Индию, посланцы лиссабонского двора обогнули мыс Доброй Надежды и, озираясь на неизвестный им океан, стали подниматься вдоль восточного побережья Африки, они увидели здесь богатые приморские города, в которых ключом била торговая жизнь. В гаванях этих городов грузились и разгружались многочисленные арабские суда, на местных рынках толпился весь пестрый разноязыкий Восток, по всем направлениям шли партии разнообразных товаров. Развитая морская торговля требовала высокого уровня навигационных знаний, и, когда при знакомстве с Ахмадом ибн Маджидом Васко да Гама показал ему европейские мореходные приборы, «мавр нисколько не удивился», говорит португальский историк Жоао да Барруш. Ахмад ибн Маджид, в свою очередь, показал пришельцам разнообразный инструментарий, которым пользовались восточные лоцманы Индийского океана и который не уступал европейскому. Более того, глядя на приборы и оснастку португальских кораблей, арабский моряк и его товарищи могли вспомнить известную фразу из Корана: «Наш товар вернулся к Нам». Прошло немного времени, и португальские путеводители по Индийскому океану стали пополняться данными арабских лоций и морских карт, подлинные образцы которых, за редким исключением, впоследствии исчезли из поля зрения человечества, быть может, безвозвратно.