– Поехали, Крис, – воскликнул он. – Наша взяла!
– Рада была познакомиться, Оверстрит, – взяв кавалера за руку, попрощалась Крис. – Пока, Джинни!
– Взаимно, – сдавленно пробормотал Нокс.
– Присядем, пока не подадут ужин, – предложила Вирджиния.
Повисла неловкая пауза.
– На самом деле Чету был нужен «Бьюик» только для того, чтобы где-нибудь припарковать его и потискаться со своей подружкой, – выпалила Дэнберри, не зная, что еще сказать, и тут же покраснела.
Глянув в окно, Нокс увидел, как Крис и Чет сели в машину, и юноша прильнул к губам подруги долгим, требовательным поцелуем. Сердце Нокса бешено колотилось: его переполняла ревность.
Пару часов спустя он переступил порог общей комнаты, где Перри, Кэмерон, Микс, Питтс и Далтон сидели, склонившись над тригонометрией. Делая вид, что решают со всеми задачи, Питтс и Микс тайком собирали маленький детекторный приемник. Едва войдя, Нокс рухнул на диван.
– Как прошел ужин? – спросил Чарли. – Какой-то ты контуженый, приятель. Что, неужто у Дэнберри подавали уэлтонскую размазню?
– Все ужасно, – простонал Оверстрит. – Кошмарно! Сегодня я встретил самую прекрасную девушку на свете!
– Ты спятил? Что здесь плохого? – подскочив на месте, бросился к нему Нил.
– Она почти невеста Чета Дэнберри. Он же – мистер Бицепс.
– Вот не повезло-то, – вздохнул Питтс.
– Не повезло?! – возмутился Нокс. – Да это жуткая трагедия! Такая красавица влюбилась в такого придурка!
– Всех симпатичных девушек тянет к придуркам, – с видом знатока осадил его Питтс. – И ты это знаешь.
– Забудь о ней! На, возьми-ка учебник по тригонометрии да реши задачку, – посоветовал Кэмерон.
– Не могу я о ней забыть! И никакая тригонометрия в голову не лезет!
– Сейчас полезет! Вот послушай… Итак, твоя рука движется по касательной к выпуклому графику функции… – хихикая, вставил Микс.
– Стивен! Как это низко! – укоризненно покачал головой Кэмерон.
– А я-то думал, чем ниже, тем лучше! – нахально лыбясь, протянул Стив.
Нокс, минутой ранее вскочивший с дивана и принявшийся было мерить шагами комнату, снова замер и взглянул в лицо товарищам.
– Нет, вы действительно думаете, что надо ее забыть?
– А что, есть другой вариант? – хмыкнул Питтс.
Приблизившись, Нокс грохнулся на одно колено.
– Только ты, Питтси, – утрированно всхлипнув, припал к его ногам Оверстрит. – Только ты, душка, и больше никто!
Питтс оттолкнул его; кривляка шлепнулся в кресло, а ребята вернулись к зубрежке.
– На сегодня хватит, – прервал наконец заседание Микс. – Но не волнуйтесь, завтра нас ждет еще более упорный труд!
– Скажи-ка, а где твой сосед? – обратился к Перри Кэмерон, сгребая со стола книги.
– Сказал, что будет учить историю, – ответил Нил.
– Да ладно тебе, Нокс, – Ричард пнул его в бок. – Переживешь ты эту встречу! А может, придумаешь что-то, что поможет завоевать сердце твоей красавицы. Помнишь? Лови мгновение!
Усмехнувшись, Оверстрит поднялся с дивана и последовал за остальными к спальням.
На следующее утро Джон Китинг вовсе не стоял, взгромоздившись на кафедру, а спокойно сидел за столом. Вид у него был даже строгий.
– Мальчики, – произнес преподаватель, как только отзвенел звонок на урок, – откройте хрестоматию Притчарда на двадцать первой странице введения. Мистер Перри, – подал он знак рукой, – будьте добры, прочтите нам начало вступительной статьи под заглавием «Понимание поэзии»!
Выпрямив спины, ученики зашуршали листами, чтобы поспевать за одноклассником.
– «Понимание поэзии». Автор – кандидат наук, профессор Джей Эванс Притчард. «Чтобы в полной мере оценить стихотворение, необходимо в первую очередь вникнуть в его размер, ритм и образную систему. Затем задайте себе два вопроса. Первый: насколько художественно передано содержание стихотворения? И второй: насколько глубоко это содержание? Ответ на первый вопрос поможет оценить красоту стихотворения, а на второй – его важность. Ответив на эти вопросы, вы легко определите качество стихотворения. Если показатель красоты расположить на горизонтальной оси графика, а важности – на вертикальной, то площадь, ограниченная этими координатами, даст представление о качестве стихотворения. Сонет Байрона может иметь очень высокий показатель по вертикальной оси, но довольно средний по горизонтальной. Сонет Шекспира, напротив, будет иметь высокие показатели по обеим осям, и полученная на графике площадь выявит его подлинную уникальность…»
Китинг в это время встал со стула и, подойдя к доске, изобразил на ней график, на котором при помощи штриховки отметил, насколько шекспировский сонет превосходит произведения его менее удачливого соотечественника.
– «…Знакомясь со стихами в данном учебном пособии, используйте этот метод оценки. Как только вы преуспеете в данном способе анализа, то научитесь понимать поэзию и получать незабываемое удовольствие».
Нил остановился. Китинг тоже сделал паузу, словно выжидая, пока материал уляжется. И вдруг, схватившись за горло, издал ужасный рык:
– А-а-а-гр-р-х-х-х! Что это за мусор! Дрянь! Гнилье! Вырвите эту страницу. Ну же, целиком! На помойку ее, не жалейте!
Схватив мусорную корзину, он, патетически потрясая ею в воздухе, зашагал по рядам, останавливаясь около каждой парты в ожидании, когда ученики швырнут в нее вырванные листы. Животы у ребят сотрясались от хохота.
– Рвите старательно! – наставлял их учитель словесности. – Пусть даже следа не останется! Пропадите вы, Джей Эванс Притчард!
Нарастающий гогот привлек внимание шотландца в кабинете напротив. Выбежав из аудитории, мистер Макаллистер заглянул в окошко в двери класса и увидел, как внутри дети увлеченно рвут страницы из учебника. Взволнованно дернув за ручку, он ворвался в кабинет литературы.
– Что за безобразие?! – воскликнул он и запнулся, увидев Китинга, державшего в руках корзину. – Извините… Я не знал, что вы в классе.
Обескураженный и удрученный, он попятился назад и тихо прикрыл за собой дверь.
Китинг же важно прошествовал к доске, опустил на пол урну и заскочил в нее обеими ногами. Аудитория взорвалась. В глазах учителя плясали огоньки. Потопав ботинками, он выбрался и пинком отправил корзину в угол.
– Это битва, мальчики! – провозгласил он. – Настоящая война! Ее жертвами могут стать ваши души. Легионы самозваных академиков наступают, и личность ваша либо извергнется, как ветвь, и засохнет
[6], либо восторжествует над ними!.. Но не бойтесь: в моем классе вы и так получите все то, чего от вас требует эта школа. Однако если я буду работать на совесть, вы научитесь гораздо большему! К примеру, вникать в слова, в язык… Пусть говорят все что угодно, но слова и идеи могут изменить мир! Минуту назад я произнес слово «легион»: кто скажет, сколько это? Ну же, Оверстрит, простофиля вы эдакий!