Азарел - читать онлайн книгу. Автор: Карой Пап cтр.№ 34

С этими ее словами мой отец накинулся на меня и принялся бить.

— Он губит нашу жизнь, — голосила мать, — губит! Что еще нас ждет по его милости?

— Я его обломаю, — кричал отец, — я заберу его из школы, и он будет учиться дома, под моим началом.

Мать возразила испуганно:

— Да ведь он не захочет учиться.

— Тогда отдам его в ученье к мастеровому. Там он научится, что такое жизнь и где Бог.

Мать снова испугалась:

— Я не перенесу такого позора, чтобы мой сын стал учеником у мастерового.

— Тогда, — закричал на меня отец, — я запру его дома и буду бить до последнего издыхания. Но пока он живет под моим кровом, он на нас позора не навлечет!

На это мать снова подала голос:

— Чем такой, как есть, — так уж лучше, чтоб его вообще не было.

Этого я уже стерпеть не мог — и сказал:

— Так убейте меня! Потому что я все равно другим не стану!

Отец снова набросился на меня.

— Не станешь? Не станешь?

Он втолкнул меня в угол за печкой.

— Я тебе голову проломлю! — крикнул он.

— Проломите, — проворчал я, — проломите на здоровье, другим не стану!

Я уже не чувствовал ударов. И только твердил назло:

— Попусту бьете, попусту бьете, попусту бьете. Все равно я прав, все равно другим не стану, все равно я прав.

Мать плакала.

— Оставь, отец, — сказала она наконец, — оставь, и правда попусту. Только себя губишь.

Отец перестал меня бить, но я все бормотал свое. Просто назло:

— Именно попусту, именно я прав. Нет Бога. И вы сами знаете, что нет. Только врете.

Отец снова поднял кулак:

— Ты замолчишь или нет?

Мать умоляла его:

— Пусть говорит, он помешался! Пусть его, отец! Ты же видишь, он не в своем уме. Пойдем. Пойдем.

Она взяла отца под руку, он был бледен, как полотно, и они вошли в комнату.

Но я вошел следом, продолжая бормотать:

— Именно так, Бога нет, и вы сами не верите, что есть. Но от этого вы живете. И потому хотите, чтобы и я притворялся. И потому, что я не хочу притворяться, бьете меня. Но — попусту, потому что я всем буду говорить, что нет его и что вы сами не верите. Потому что если бы вы сами верили в Бога, вы бы меня не били, ни теперь, ни в другой раз. Потому что про это тоже сказано в Десяти заповедях. Но вы только в храме проповедуете «бескорыстие», Десять заповедей и Бога. А между тем бьете меня, потому что я это знаю и говорю. И прямо сейчас буду всем говорить про вас всё. Прямо сейчас!

Отец опять бросился на меня.

Мать хотела его удержать.

— Отец, — закричала она, — ты его убьешь!

Отец не дал себя остановить.

— По крайней мере, — закричал он, — с этим будет покончено!

Он швырнул меня на пол и стал топтать ногами.

Я уже не смел шевельнуться. Только думал: ну, пусть убьет, пусть он меня убьет. Вот настоящий священник. Вот он какой, настоящий священник!

Он начал меня душить.

— Ты умрешь от моей руки, — прохрипел он, — я тебя удавлю…

Я уже не мог произнести ни слова, когда мать кинулась между нами.

— Нет, отец, — закричала она, — не марай свою совесть! не марай совесть! — В ответ отец разжал руки. А мать кричала: — Бог накажет его. Намного больше, чем могли бы мы. Ты только положись на него. На Бога. Он знает, что мы всегда хотели ему только добра. Он знает, сколько мы из-за него выстрадали. Он накажет. Зачем нам марать свою совесть!

Я обернулся к матери, задыхаясь:

— И у вас тоже нет права говорить про Бога. Вы тоже ничего не делали «бескорыстно». Вы тоже никогда не любили меня «бескорыстно». И никого другого. Вы любите только красивую одежду. И еще гордость «положением» отца. Больше ничего. И хотите только одного — чтобы я слушался отца. И был такой же, как вы оба. И если Бог был бы, он, первым делом, наказал бы вас обоих, так, как вы наказываете меня. Потому что я плохой, но я этого не отрицаю, а вы оба еще хуже и отрицаете, хотя отец — священник, а вы жена священника. Значит, если бы этот Бог был, он бы уже давным-давно вас обоих больно наказал и еще запретил бы: ты не смей проповедовать от моего имени. Но этого Бога нет. А вы оба лгуны и злые.

Отец встал, прижал ладони к вискам и крикнул матери:

— Уведи его! Я не знаю, что с ним сделаю!

Мать испуганно приблизилась ко мне и вытолкала из комнаты.

Я не сопротивлялся. В передней я упал на ковер. И так и остался лежать, лицом на полу. И бормоча:

— Нет Бога, нет, а вы лгуны и злые.

В муке и в ярости я кусал пол, так что всему лицу было больно.

— Пусть будет больно, — бормотал я, — еще больнее. Пусть! Все равно нет Бога, а вы лгуны и злые.

И еще, еще кусал, пока не стали кровоточить зубы.

— Нет, нет, нет.

Лгуны и злые…

Я услышал, как отец за моей спиной открыл дверь, но я не шевельнулся.

Отец переступил через меня и запер входную дверь; потом я услышал еще, что он заложил дверь железным засовом и повесил на него замок.

Мать вышла тоже.

Отец обратился ко мне:

— К замку не прикасайся, заруби себе на носу. А иначе жив не останешься. Как бы твоя мать за тебя ни просила. Не останешься.

— Он не будет выходить, — сказала моя мать, — да и не смог бы, и хватит с него того, что он получил. Это уж точно.

Отец вернулся к себе в кабинет.

Мать же сказала мне своим мягким голосом:

— Теперь уж нечего тут лежать. Иди в вашу комнату. Ты, постылый!

Я не шевельнулся. Она тоже ушла из передней.

Я полежал еще немного. Но пол уже не кусал, потому что очень устал. Тут я услыхал Эрнушко.

Он сделал вид, будто ему нужно зачем-то пройти через переднюю. Он сказал мне:

— Почему ты не встаешь? Какая от этого польза?

И сразу вслед за тем голос Олгушки:

— Видишь, вот чем это кончилось.

Я не ответил, по-прежнему лежал неподвижно.

Потом пришла из кухни Лиди.

— Вы мне не даете проходу, — сказала она.

Она принялась подбирать и свертывать, по обе стороны от меня, длинную дорожку, как было у нее заведено каждый вечер. Я вдыхал противный запах пыли, и, подступив ко мне со своим рулоном, Лиди снова сказала:

— Ну, двигайтесь наконец, у меня еще и другие дела есть!