Двойной Нельсон - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Шприц cтр.№ 14

Он забоялся своей непривычной решимости, но тот внутренний человечек, которого он стеснялся, поднял голову и четко произнес: «Либо сейчас, либо никогда!»

Обрадованный так хорошо складывающейся ситуацией, Кисель приступил к осуществлению задуманного фокуса, тем более что Первый свою миссию благополучно выполнил и с надменным лицом держал в руке склянку с нитроглицерином, как будто он здесь единственный и главный.

С этой мыслью Кисель состроил озорное лицо и произнес:

— Смотри теперь, что будет!

И стукнул стеклянной палочкой по пустой кювете. Почти пустой. Поскольку кювета была наклонена, в самом углу, откуда Первый черпал нитроглицерин, осталось довольно заметное его количество. Миллиграмм двести, не менее.

Двести миллиграмм высококачественного нитроглицерина сдетонировали и разнесли кювету, но не в мелкие брызги, как ранее колбу, а на несколько крупных кусков. Один из них резанул кисть Первого, крепко державшую склянку. Первый не подпрыгнул, не испугался, он просто от неожиданности разжал пальцы, и склянка начала свой недолгий путь до цементного пола.

Оба студента, как завороженные, следили за ее полетом. Кисель даже понять ничего не успел. Когда склянка исчезла за краем столешницы (Первый стоял с другой стороны стола), в голове Киселя мелькнула одна лишь мысль: только бы уцелела! Что он скажет Доре? Все труды насмарку!

И в это раздумное растянутое мгновение склянка соприкоснулась с полом. Тонкая волосная сетка трещин покрыла сосуд...

* * *

— Я накоплю денег, и вы женитесь на мне, — мечтательно шептала Оленька, свивая куцые косички из каштановой вершининской шевелюры. — Ведь мы же любим друг друга, правда?

— Угу... — точно филин, ответствовал будущий муж.

Сейчас он лжесвидетельствовал бы под любыми показаниями, так ему было сытно и в желудке, и ниже. Все вкусное, свежее и сладкое. Кроме разговора о женитьбе, слегка саднившего его еще не успевшую окостенеть душу. Однако, став журналистом, он обрел одну очень удобную причину для вранья женщинам: так набираются жизненного опыта. Тут либо бойкое перо без совести, либо совесть, но уже без бойкого пера.

Удовлетворенная правильным ответом Оленька стала рассказывать новости:

— К хозяину родственник приезжал. Лысый такой, толстый. Пока не пристает.

— А чем живет?

— Богатенький. Из инженеров. Каждый день гривенник на чай дает.

— А что хозяйка?

— Орет с утра. А ввечеру такая вся тихая, обходительная... при чужих. Как хозяин из клуба придет в убытке — хоть святых выноси!

— Часто играет? — чуть оживился Вершинин, любивший игру, но не имевший на то средств.

— Каждый вечер.

— Много выигрывает?

Олины глаза заблестели:

— Третьего дня тыщу принес! На ковер вывалил и давай кататься по деньгам. Я потом красненькую под диваном нашла. На нашу свадьбу отложила.

— Молодец, — зевнул Вершинин. — Хозяйственная ты. Ну что, пора спать?

— Ой! — забеспокоилась Оленька, — Я вас еще хочу поцеловать... разрешите?

— Только разок, — снисходительно подставил лицо Вершинин.

Некоторое время он безразлично принимал нежные ласки, размышляя относительно построения будущей статьи о несостоявшемся террористическом акте. Какую позицию занять? Проправительственную? Скучно. Революционную? Газета не разрешит, да и без него достаточно бойких писак на эту тему. Тут надо быть над схваткой, озирать обе стороны, зная много больше, нежели обыватели и сотоварищи по ремеслу.

И сразу возникла мысль, давно точившая душу: надо пойти в охранку и предложить свои услуги в обмен на информацию. У них всегда есть много интересного и необычного. Если грамотно держать на руках козыри, можно крупно сыграть и выиграть. Вот только козырей на руках у него пока не было. Не приходят.

Внезапно за окном, обращенным во двор-колодец, послышался резкий хлопок. Затем секундная пауза — и взрыв! Оконное стекло в мансарде выдержало, но послышался звон разбитых стекол во дворе.

Вершинин вскочил и бросился к окну. Там внизу раздавались чьи-то крики вперебивку с дворницкими свистками. Он наполовину высунулся из окна — мешал карниз! — и увидел: снизу вверх валили жирные клубы черного, едко пахнущего дыма, а в дыму бестолково суетился одинокий дворник.

Вершинин мгновенно впрыгнул в брюки, накинул сюртук и заскакал на одной ноге к двери, на ходу натягивая башмаки.

Оленька светящейся в полутьме голой ведьмой выскочила из постели и крестом загородила дверь:

— Ой, лишенько там! Не пущу-у-у!!

— Дура!

Вершинин отшвырнул ее и гигантскими прыжками понесся вниз по лестнице.

* * *

Огня не было. Был чуть светящийся шар из чрезвычайно твердого воздуха, расширяющийся со скоростью, много большей скорости звука. Этот шар поглотил Первого, а когда дошел до Киселя, плотность его спала и ничего, кроме тугого удара по всему телу, Кисель не ощутил.

Первому мгновенно оторвало обе голени, и он стал падать вертикально вниз, пока раздробленные колени не уперлись в пол, принимая на себя всю тяжесть еще живого тела. Он ничего не понимал, решив, что просто подогнулись и отказали ноги, поэтому вцепился пальцами в край столешницы, внезапно оказавшейся на уровне лица. Боли Первый не чувствовал никакой.

Лабораторный стол загородил тело Киселя от взрывной волны, и, не будь на столе всяких химикалий, он бы не понес никакого урона, кроме лопнувшей правой барабанной перепонки и обожженной кожи лица. Но при взрыве все колбы и емкости были снесены со стола на пол, где они и перемешивались по мере падения в адские горючие смеси. Погаснувшее освещение стало ненужным, все осветил огонь пожара.

Два литра бензола и литр перекиси водорода мгновенно вспыхнули за спиной Киселя, при этом изрядная часть смеси окатила его сверху донизу, превратив спину в ярко пылающий факел. Первый смотрел остекленевшим взором на то, как силуэт Киселя освещается ореолом синего огня.

Сам Кисель ничего не почувствовал, пока на его голове не занялись огнем волосы. Он бросился на пол в тщетной инстинктивной попытке сбить огонь, но покатился по горящей луже и вспыхнул уже весь. Из горящего клубка теперь доносился нечеловеческий вой.

Первый не мог больше держать себя пальцами, упал и пополз вдоль стола к выходу. Вой стих, и только потрескивала догорающая одежда. Занялись деревянные полки, бумажные фильтры и бумага, которой был застелен стол. Первый полз, упираясь локтями в искрошенный цементный пол.

Когда он выполз из-за стола, то увидел перед собой нечто обугленное и черное в позе человеческого эмбриона с поджатыми локтями и ногами. По черному пробегали маленькие синеватые огоньки и пропадали в складках, чтобы потом снова показаться в неожиданном месте.