— Проня из пищали бьёт! — крикнул Книжнику Бусыга. — Жаль, мы только две пищали взяли!
Саадак у Бусыги опустел. Он метнулся к тюкам со скарбом, стал во тьме шарить стрелы.
На костёр вымахнули три конника, у них в руках высверкивали сабли. Бусыге попалось под руку копьё, хорошее, длинное, от рожна до конца лезвия рука поместится. Он развернулся на ближнего разбойника и тут же всадил копьё ему под рёбра. Потом кинулся на второго, махавшего саблей. Тот отбился тонким и длинным ножом, кувырком поднырнул под степную лошадёнку, вспорол ей брюхо. Лошадь завалилась на бок. Всадник же повис на копье Бусыги.
Третий вор пытался завернуть коня, испуганного выстрелами пищали, чтобы скрыться в темноте. Возле него внезапно появился Караван-баши, ловко метнул аркан. Волосяная петля захватила горло разбойника, тот выронил саблю и упал прямо в огонь.
Над восточным краем степи стало быстро светлеть. Далеко, на южной стороне, ещё слышались крики убегавших ночных татей.
Проня появился у костра с тяжеленной пищалью на плече. За ним тянулась привязанная к поясу, рогатая, как ухват, подставка для стрельбы.
— Ты не ранен, Проня? — спросил Книжник, затирая воняющей мазью из серебряной плошки рану на лбу Бусыги.
— Я бы дал им себя ранить, как же! — похвалился Проня. — У меня пушка! Кто подойдёт, того я...
Караван-баши снял петлю аркана с шеи молодого парня, узкоглазого, одетого в драный халат. Тот захрипел, задёргал кадыком. Караван-баши влил ему в рот воды. Вор закашлял, что-то начал сипеть. Начальник каравана спросил:
— Тангут? Тенгриан? Кто ты есть? Вера твоя — кому?
— Тенгри, Тенгри
[73], — обрадовался пленник.
— Пусть поест и отваливает, — сказал Бусыга. — Жрать хочет, у него брюхо к рёбрам прилипло... Такие голодные всегда воруют...
Проня скинул с плеча пищаль, подсунулся к пленному с миской уже остывшего варева. Тот прямо рукой стал таскать гущу в рот. Сопел и чавкал.
Книжник поднял саблю пленника, оглядел клинок:
— Вот же дьявол! А сабля-то из стали!
Караван-баши взял саблю, протёр рукавом азяма место возле гарды:
— Клеймо города Бад Тибира! Этого города уже нет. Он стоял возле Вавилона... Я хочу взять её себе… Память великая.
— На здоровье! — сказал Книжник. — Вон ещё валяется сабля. Даже две.
Пленник доел холодное варево, начал тыкать в павших воров.
— Давай забирай чего надо и уходи! — проорал ему Проня и помахал рукой в сторону безлюдной степи.
Тот понял. Содрал с убитых сапоги, дырявые, ношеные. Снял с мёртвой лошади уздечку из верёвки и пошёл к двум худым коням, умученно стоявшим неподалёку. Запрыгнул на одного, второго поймал за уздечку и поехал, не оглядываясь, туда, куда скрылись ночные тати.
— Давайте вязать тороки, — хмуро сказал Караван-баши, проводив долгим взглядом разбойника. — И оружие это, и порох, и заряды к нему — всё надо спрятать! — Он показал на лежавшую на жухлой траве пищаль. — Там, на Атбасаре, такое оружие не любят. Там вообще оружие не любят, если оно у чужих. А мы чужие.
Книжник примерил пищаль. Она доставала ему до лба. Кованый ствол весил около пуда.
— Лошадь зарезать да в брюхо ей засунуть, а? — спросил Проня.
— Я тебе зарежу лошадь! — озлился Бусыга.
— Да погоди ты! — вмешался Книжник. — Тут Проня молодец! Он сегодня всю ночь молодец! Режь, Проня, лошадь и суй ей в брюхо обе пищали и огненные припасы.
Бусыга оглянулся на Караван-баши.
— Грамотно будет, — подтвердил тот.
— А чего нам там бояться? — закричал тогда Бусыга прямо в лицо начальнику каравана. — Мы же купцы! Такие же, как все!
— Нет, — покачал головой Караван-баши. — Вы не такие купцы. Ты на Проню глянь. Похож он на татарского купца?
Книжник усмехнулся, обтёр свою короткую бороду рукой, проговорил весомо:
— Русские мы купцы. За это придётся нынче терпеть обиду.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Когда поднялись на поперечную гряду из остатков совсем старых гор, Проня ахнул:
— Ну прямо родные места!
Перед ними, и правда, был чуть ли не русский рай. Далеко, до горизонта, виднелись густые сосновые рощи, а тут, почти у края котловины огромных размеров, раскинулась светлая река, да к ней притекали речки поменьше. Вдали блестело озеро, с голубой водой и везде зеленели трава и кусты.
В верстах двух от того пути, по которому они пришли к Атбасару, виднелись во множестве загоны для верблюдов, лошадей и овец. Стояли между загонами или шатры, или юрты, отовсюду поднимались дымки костров, там лаяли собаки и весело кричали люди.
— Эх! — крикнул Проня и огрел свою лошадь плёткой. — А понеслись в рай!
Караван-баши успел перехватить за узду Пронину лошадь: — Стой где стоишь!
Снизу, из зелёной котловины к ним поднимался отряд конников, сабель в сорок. Кони у них были хорошие, высокие, крепкие, никак не степные. Всадники все матёрые, равнодушные, видать, очень опытные; На всадниках персидские медные шлемы с шишаками да железные кольчуги. А на переднем — шлем позолочен, сияет: бекмырза, сотник.
Из-за спины военного предводителя в позолоченном шлеме выдвинулся на низком коне человек с быстрыми глазами. Конники, намеренно и разом вынули сабли и взяли в круг московский караван. Первым заговорил человек с быстрыми глазами.
Караван-баши отвечал ему медленно, с достоинством военного предводителя большого войска. По левую руку Караван-баши занял место Книжник, накинувший на голову чёрный монашеский клобук. Поверх рясы Книжника значительно сверкал на солнце серебряный литой православный крест.
Караван-баши достал из-за пазухи длинный и узкий кожаный кошель, поцеловал серебряную печать на шнурке и сорвал её. Достал грамоту казанского хана и протянул её дарагару бухарского эмира, тому, с быстрыми глазами.
Сборщик пошлины развернул грамоту, быстро проглядел её, небрежно закрутил, сунул себе в кожаный кошель. Крякнул:
— Запасливые!
Караван-баши вынул список товара, который вёз караван и тоже передал дарагару. Список содержал письмена на русском, уйгурском и китайском языках. Две печати, восковая — московская и серебряная — казанская, подтверждали тот список. Список тоже скрылся в сумке дарагара.
Потом тот показал рукой в сторону зелёной низины. Там, куда дарагар повелел встать московскому каравану, желтел ровный, безлесый круг, огромная поляна, почти без травы, несуразная среди зелени. На той поляне валялось множество крупных камней, вроде как от разрушенной ограды или крепости.