— Ты остался живым, баскарма
[71], — сказал Книжник начальнику каравана. — Я тебя спас от красных вшей, рассчитался с тобой за спасённый янтарь. Твоя одежда вся во вшах. Хочешь, надевай её и помирай.
— Каалкаман! Красные вши?
— Ой, как сильно тебя ели! — подтвердил Проня.
— Тогда дай мне ещё этого лекарства и чего откусить, — сказал Караван-баши. — Потом я посплю, потом помолюсь своему Богу за вашего Бога и буду носить вашу одежду.
Проня подставил оловянный стакан под струю самогона и спросил:
— А когда поедем?
— А сейчас и поедем. Я все обряды и обычаи соблюдаю в движении. — Караван-баши косовато глянул на Книжника. — Если я остановлюсь, то умру... — Он повалился на бок и захрапел.
— Не умеет пить, — мрачно сообщил Проня и опрокинул в себя полный стакан чачи.
Бусыга подскочил к Проне и выдернул из его рук тайный бурдюк с самогоном.
— Правильно, — одобрил Бусыгу Книжник. — Нам тоже надо испить древнего лекарства. Наливай!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
К вечеру второго дня, после лечения Караван-баши, наконец перешли Кузыл Су. На восточном берегу реки встали на отдых.
Проня за целый день караванного хода прилежно набрал пять мешков сухих навозных лепёшек. Но баранину, варенную в казане на огне из помёта, есть отказался:
— Грех! — и ел, паразит, только сухари, моченные в чаче. Караван-баши привычно сел возле огня, смотрел, как Бусыга в бараний вывар сыплет с ладони дроблёный ячмень, крошит солёное свиное сало, лук, соль. Получался густой суп, сытный и полезный.
— На юге, — махнул в сторону Каспийского моря Караван-баши, — так делают в казане блюдо с названием «пилав».
— А! Плов! Ели! — отозвался Бусыга. — Только густоват тот плов. — Бусыга стал большой ложкой наливать варево в тарелки, прихватывая туда и куски баранины.
Все молча принялись за еду.
Проня подошёл поближе к огню, присел позади Бусыги.
— Вода в этой Красной реке отнюдь не красная, — пожаловался он. — Горькая вода. Но верблюды пьют. Лошади фыркают, но тоже пьют...
— Ты насытился? — подал голос Караван-баши, осторожно жуя. — Так иди в караул. Здесь не Кремль, стены нет. А воров хватает. Барымтачи. Скотские воры. Они выкрадут верблюдов, даже не помолятся...
— Почему я? Опять я?! — заорал Проня. — Я спать хочу!
— Караван-баши здесь главный. Ты мою учёбу забыл?! — Книжник вдруг отставил тарелку, поднялся в рост. — Его слово на походе главнее княжьего!
Проня тоже поднялся, повернулся, зашагал в темноту, туда, где иногда фыркали лошади и сопели верблюды. Пожаловался оттуда:
— А я зарок себе дал, не выпивать до Китая. Эх!
Караван-баши почистил песком пустую тарелку, вытер её куском шерсти, передал Книжнику. Тот брызнул на тарелку струйку чачи, протёр уже полотном.
— Отсюда остался один переход до Атбасара, — тихо начал говорить Караван-баши. — Вот тут, в этом месте, и делают набеги на караваны местные кочевники. Там, на Атбасаре, им не пограбить, потому что охрана нешуточная — бухарская охрана, военная.
— Я никак не могу уловить — чей это язык? «Атбасар»? — заговорил Книжник. — Ба Сар, понятно: «Богоданный царь». Это древний язык, наш общий. А что есть «Ат»?
— Я в пятый раз иду в эту сторону, — ответил Караван-баши, — но «Ат» пояснить не могу. Вроде как «рассыпавшийся»... Получается противобожие: «Рассыпавшийся Божий царь»... Да и у кого спросить? Здесь же ездят только купцы да воины, им названия стоянок нужны только для памяти.
— А может, надо говорить «Атбазар»? — внезапно крикнул из ближней темени Проня, хорошо слышавший в степной ночи, что говорят у костра. — В смысле «торжище»?
— Может, и так, — громко ответил Караван-баши и подкинул в огонь сухого навоза. — Вот эти навозные лепёшки в этих степях называют «кизяк». А монголы, народ, что будет на пути перед Китаем, они их называют правильно — «аргал», «сияющий открытый огонь». «Кизяк» же — это такие шарики, самодельные...
— Да, точно, — перебил Книжник. — Кизи Ак — это «глина, уголь, белый дым». Так писали древние.
— Древние люди здесь не ходили. — Караван-баши устроился лежать поудобнее. — Древние дороги остались на юге. Там все названия понятны всем: например, если «Троя», то есть «Торойя», значит, в том месте торговали рабами...
— Про Торойю я слышал и читал. — Книжник подложил под голову тороку с посудой и тоже прилёг. — Там рабов держали в подземельях. Это место сейчас под арабами, которые уже перемешали кровь с русскими, с ромеями, с арамеями... и зовутся «турками». Они про Торойю и не знают. Много чего уже забыли люди на долгом пути переселения народов... А скажи нам, мырза Караван-баши, кто будет главным на стоянке в Атбасаре? Воин или купец?
— Хороший вопрос. — Караван-баши зевнул. — Только и не воин, и не купец, а тот, кто именем бухарского хана собирает дорожный сбор — «дарагу». Вроде ханского баскака. У него высокое звание — «Дарагар великого бухарского эмира»! А с ним может быть полёта конных воинов. Большая сила в этой степи...
Книжник не успел задать другой вопрос. На свет костра из темноты степи полетели стрелы. Одна царапнула щёку Бусыге, другая упала точно в костёр.
— Шайтан! — вскочил Караван-баши. — Как я забыл поставить у огня знамя?! — Он ринулся к мешкам с грузом, сваленным в линию между костром и караванными животными.
А Книжник уже сорвал со своего пояса оставленный Проней рог с порохом, прямо голыми пальцами сунул в рог горящее месиво из костра и тут же подбросил рог вверх. Порох пыхнул там, в вышине, и на миг осветил кучу всадников на маленьких лошадёнках.
Бусыга подтянул к себе боевой русский лук и саадак
[72] и стал посылать стрелу за стрелой в сторону нападавших. Там дико заорали, кто-то завизжал.
Караван-баши подбежал к костру, воткнул возле него палку с зелёным знаменем, где жутко скалился крылатый леопард. Стрелы из темноты полетели и в знамя.
— Плохо наше дело! — крикнул Книжнику Караван-баши. — Они не знают этого знамени и не боятся его!
Книжник теперь стоял на одном колене и тоже пускал стрелы в темноту. У него был странный лук — не обратного загиба, а прямой, только больно толстый. И стрелы порядочной толщины — в палец. Стрелы быстро и ровно срывались с тетивы и в полёте выли.
— Бог Всемогущий! — прокричал сквозь вой схватки Караван-баши. — Там, на той стороне, Проня! Один! Там бараны и лошади! — он побежал в ту сторону, где кучковались животные.
Оттуда вдруг донеся гулкий треск, будто разорвалось небо. Полыхнул пороховой огонь, и сразу завоняло кислым дымом. Потом раздался второй разрыв. Караван-баши грозно заорал, послышался разноголосый вой нападавших, вой не яростный, а побитый. Тупо застучали по песку некованые копыта. Брымтачи, нападавшие со стороны Прони, стали убегать.