Янтарная сакма - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Дегтярев cтр.№ 102

— Ту! Да поживее! Время не терпит.

Выкатили широченную немецкую бочку, в каких немцы хранят зерно. От бочки несло запахом мочи, гнили и навоза. Её загрузили во вторую колымагу. Шуйский, взяв Мойшу из Пизы под локоток, повёл садиться рядом с воняющей бочкой. Купец вырвался, непонятно выругался и полез в первый кожаный возок, поближе к своему золоту.

— Как ваша милость пожелает, — сказал Шуйский и запрыгнул на кучерское место первого возка. Оглянулся. Щёлкнул длинным бичом да и заорал кучерской клич: — Эй! Бер-р-р-регись! Разбойнички! Гр-р-р-рабят!

Поезд из трёх повозок и двух колымаг вылетел через задние ворота Шуйского поместья, завернул влево и пошёл в сторону Можайского шляха.

* * *

Десять вёрст от Москвы отмахали быстро. Кони шли ровно — сытые кони, из шуйской конюшни.

А вот через десять вёрст приключилась остановка. По краям дороги вдруг появились широченные канавы, заполненные водой и уже заросшие склизкой травкой. А впереди, поперёк дороги, виднелся вал из лубяных коробов, видать, наполненных землёй. Позади вала прыгали в малиновых кафтанах молодшие стрельцы из шуйского полка. У некоторых в руках дымились фузеи ^[121].

Через вал перескочил стрелецкий сотник Колька Смыгин, его отец считался самым богатым стрельцом на Москве.

— Куда прёшь? — заорал Колька, бросая косые взгляды на своего бывшего полковника: мол, правильно ору?

Купец из Пизы немедленно вылез из переднего возка, протянул сотнику большую бумагу:

— Вот, господин стрелец, грамота вашего государя на беспошлинный, безостановочный мой проезд из Московии в польские земли. Так что вели раскидать короба, да мы поедем. Торопимся очень! Торговое дело!

Колька Смыгин снова коротко глянул на «кучера» Шуйского, хмыкнул и ответил купцу с беспричинно обидным лаем:

— В сие время, купец, проезд разрешается токмо что при бумаге с красной печатью! А у тебя, вишь, печать синяя! Заворачивай!

— Как же так? Это как же? — Мойша из Пизы даже толкнул кучера, Мишку Шуйского. — Ты что мне говорил?

— В той стороне уже вовсю идёт война, купец! — громко сказал Колька Смыгин. — Туда со вчерашнего вечера можно ехать только военным людям да войсковым обозам. А ты, сволочь, заворачивай! Кому приказано!

От лубяного вала пять фузей саданули картечью поверх лошадей. Лошади забесились. Шуйский завернул свою чёрную повозку влево, прямо в канаву. За ним тронулись другие повозки.

Здоровенные лошади с храпом преодолели глинистую преграду и вырвались на степную равнину. Колымаги же, запряжённые парно, застряли в грязи широких канав. Стрельцы захохотали. Потом от них кто-то переусердствовал, дал выстрел прямо над колымагами. Кони испугались, дёрнулись и вынесли наконец колымаги из канавы.

Пизанский купец кинулся к Шуйскому:

— Обмануть надумал, да? Сейчас как сыпну тебе в лицо мумийного порошка, всё лицо слезет!

Шуйский отмахнулся от пустой угрозы. Радагор при великом государе испробовал ту заразу на собаке. Собака выпила молока с порошком и попросила ещё. Её даже не пронесло. Обманка, дурно пахнувшая, а не лекарский порошок!

— Садись внутрь быстрее, — шепнул купцу Шуйский. — А то стрельцы ещё передумают. Молодые, горячие, крови ищут и денег!

Купец шмыгнул в повозку, лошади тронулись.

Через три версты купец из Пизы высунулся из повозки и потребовал остановки:

— А почему обратно в Москву едем?

— В Москву не едем, — стал объяснять Шуйский. — Едем теперь мимо Москвы, на город Тулу. Не доезжая Тулы, повернём в польскую сторону, там старая дорога есть...

— А там — опять стрелецкая засада! Обвести меня хочешь, кучер? Останавливай обоз и давай сюда новгородца!

Зуда Пальцев, испуганный, с глазами полными слёз, точно подтвердил купцу, что если сейчас поехать вброд через реку Пахру, то и выйдет путь на Тулу.

— Нас уже ищут, — вполне серьёзно добавил Шуйский. — Скоро вокруг Москвы не протолкнёшься от вооружённых наймитов Ивана Третьего... Думай быстро, купец! Едем или не едем?

Мойша из Пизы забрался в повозку, тронулись, поехали. Лошади пошли ровным, скорым ходом. Зуду Пальцева два гридня просто забросили на ходу в колымагу, он ударился о второго пленника и захлюпал носом.

Зуда давно торговал, на Москве бывал и вокруг Москвы ходил. Торговал с короба шведскими иголками да всякой мелкой всячиной вроде медных напёрстков, колечек со стёклышками и цветных лент польской работы. И он точно знал, что после брода через Пахру на город Тулу надо поворачивать вправо. А если повернуть налево, то попадёшь в самое страшное на Москве место — Болото!

Кони прошли пахринский брод и повернули налево. Зуда Пальцев в голос зарыдал.

* * *

Иван Васильевич в то раннее утро молился. Молился один в Успенском соборе, аж с полуночи. То каялся, то, воззарившись на свирепый лик Спаса Нерукотворного, обвинял Бога в делах грешных:

— А сына моего, первенца, пошто дозволил отравить Еленке молдаванской? Этакий бы государь вырос для Руси! И телом был здоров, и разумом не обижен! И Божественные поучения исполнял со тщанием... А жену мою первую, Марью Борисовну, кто извёл? Небось Господь ты наш безгрешный, думаешь, она от родин скончалась? Эва! Все так думают, вся Москва и всё порубежье. Только я тебе скажу истину, уморили её злым питьём бесовские латинские лекари. У меня о том и бумаги есть. Храню в тайне, умирать стану, приду сюда в собор, встану перед тобой, а позади поставлю потомков тех бояр, кто лекаря того, Симеху, подговорил мою Марьюшку опоить смертным отваром. Ты меня знаешь, я человек свирепых кровей, не постесняюсь тут вас всех... топором в храме!

Настоятель Успенского собора, спрятавшись под парчовым покровом алтаря (не успел из храма в придел укрыться), исходил мочой и потом. Он никогда не видел своего государя таким грозным. И грозным на кого? На Бога! Страх так и гнал из настоятеля разную жидкость: чуялось, что вот-вот через поры кожи закапает и кровь...

— А Еленку молдаванскую, думаешь, это я благословил на брак со своим сыночком Иванушкой?.. Я ведь по лику её сразу увидал, что змея она и больше никто. Мои послы, что в Бессарабию ходили на предмет сватовства, потом, под дыбой сознались, что отец её, Дмитрий, король молдавский, только так, по подсказке католиков подлых, обещал мне помогать против крымских татар и против турок. Православным уставом крестился. Твоим уставом! А сам, вишь ты, после замужества доченьки своей велел моим полкам отойти от его границ подальше, чтобы на него не обиделись татары и поляки... Продал меня мой сват... Ничего, я до него ещё доберусь! Не я доберусь, тако внуки мои до его страны дотянутся!

Молчание надолго повисло под высокими сводами огромного Успенского храма. Настоятель, пока великий государь пил из чаши вино да гулко кашлял, сумел-таки из-под алтаря на четвереньках перебраться за царские ворота. А там в ночную вазу успел слить нижнюю жидкость. Потом он снял обмоченные сапоги, переменил шерстяные носки и сам упал на колени перед малой алтарной иконой Вознесённого...