Покой - читать онлайн книгу. Автор: Ахмед Хамди Танпынар cтр.№ 44

— Значит, ты видишь меня наложницей, да? Вроде тех, каких рисовал Матисс? — Рассмеявшись, она покачала головой. — Нет, я не хочу. Я Нуран. Я живу в Кандилли. Я живу в 1937 году и ношу одежду примерно моего времени. И у меня нет никакого желания менять костюм и меняться самой. Я не испытываю никакой безысходности, а эти зеркала меня пугают.

Вместе с тем ей не хотелось уходить. Она бродила по комнатам особняка, наслаждаясь ими. Здесь простые вещи обладали особой красотой. Шато, фотографии которых печатали в «Иллюстрасьон» или в английских журналах, были не столь роскошны и изобильны, как османские особняки семнадцатого и восемнадцатого веков. А здесь богатство таилось внутри, в каждом предмете. Оно тянуло в собственное нутро. Совсем как старинные мелодии, которым научил ее отец, красочные, как индийская шаль, тягучие и сияющие, как необработанные драгоценные камни… И она слышала в себе печальный отзвук этих мелодий.

Они вышли. Иджляль спросила:

— Что будем делать сейчас?

— Вернемся домой. А этот страдающий от безысходности человек проводит нас до холма. В награду за его усердие мы немножечко его угостим. Вдруг он уже пять дней умирает от голода. А потом, если ему захочется, он сможет продолжить свою осаду.

Когда она говорила, она смотрела Мюмтазу в глаза, ощущая жар того недавнего мгновения, когда они целовались перед темным старинным зеркалом. В глубине его вод, которая хранила в себе что-то из жизней сотен людей, которых Нуран никогда не видела и не знала, их с Мюмтазом головы и руки внезапно соединились. Это произошло так неожиданно, что они оба были поражены. Теперешнее оживление Нуран отчасти происходило из стремления немножко скрыть эту растерянность.

В лодке они почти не разговаривали. Мюмтаз, опустив ноги в выемку на корме, управлял мотором. На море царило тягучее безмолвие, заставившее оцепенеть и их самих. Теперь со стороны казалось, что эта троица призраков в лучах заходящего солнца была обвязана лентами золотого, медового и лилового цвета. Молчание первой нарушила Нуран. Может, она знала, насколько молчание опасно. А может, хотела лучше узнать человека, который ее полюбил:

— Вы на самом деле не желаете посвятить себя какому-нибудь великому делу?

— Большому делу — нет… Но вы ведь знаете, у меня есть дело. Я его делаю, и все.

Он боялся великого. Это было небезопасно. Потому что большое дело часто было связано с выходом за пределы человеческой жизни. Либо существовала опасность потерять способность самостоятельно мыслить и стать заложником обстоятельств.

— И тогда человек теряется в сетях, сотканных обстоятельствами или им самим. В симфонии повседневных дел нет ни больших, ни малых инструментов. Есть всё, и есть все… Как всё, что нас теперь окружает. Какую волну, какой луч света вы сейчас могли бы исключить? Все они сияют и гаснут сами по себе. Они приходят, они уходят, эти бренные большие дела. Ну а вы почему не стремитесь к счастью, а ищете великое дело?

Ответ Нуран его поразил:

— Когда есть большое дело, ощущаешь себя спокойнее!

Мюмтаз возразил:

— Но ведь тогда окружение становится неспокойным.

Наслаждаясь вечером, они дошли до Каваклара. Иджляль погрузилась в свои фантазии. Свой дом, работа, куча важных дел, ответственность, счета, долгое ожидание, детская одежда, кухня и еда… Иногда она отвлекалась от них и думала о Муаззез. Мюмтаз с Нуран полюбили друг друга. Она это поняла. Следовало ли сообщить об этом Муаззез? Внезапно ей пришло на ум, что девушка влюблена в Мюмтаза. Эта любовь стала единственным местом в ее душе, занятой исключительно чужими жизнями, которое она смогла уделить себе самой… «Нет, ничего не расскажу!» Однако известия были чудесными. «Хоть бы раз в жизни мне одержать победу».

Тем вечером Мюмтаз не смог увидеть дом Нуран, о котором он столько мечтал. По дороге Нуран, воспользовавшись тем, что Иджляль поправляла туфлю, тихонько сказала ему, что идти к ним в дом неудобно. Ее недавняя смелость, отвага испарились, когда они вернулись к себе в квартал.

— Я сама вам позвоню и приду… — шепнула она.

Лишь для того, чтобы еще побыть с ней, он предложил подняться к фисташковым деревьям, и там они подождали наступления ночи. Там Мюмтаз еще раз услышал от Нуран про «Махур Бесте» Талат-бея и «Султанское Бесте» великого Деде.

Нуран пришла в тот день, когда обещала. Впоследствии Мюмтаз вспоминал тот день много раз. Воспоминание о том дне было для него и кинжалом в груди, и золотым садом его жизни. Поэтому он всю свою жизнь помнил все до мельчайшей детали. В мучительные дни, когда он замечал безразличие Нуран к себе, он вспоминал каждое мгновение того дня и переживал его снова.

До того дня и после их прогулки он видел Нуран только издалека, словно пленительную мечту. Но с той минуты, когда по дороге к дому она прошептала ему: «Не приходите, я сама вам позвоню и приду», ее пленительный призрак, это недосягаемое создание внезапно изменило образ в мыслях молодого человека. И слова, влившиеся ему в ухо, словно волшебная тайна, чувства, которые еще секунду назад украшали, делали глубже и обогащали только то мгновение перед зеркалом, внезапно приобрели обжигающую силу.

Истина заключалась в том, что до того времени молодой человек был счастлив лишь присутствием этой прекрасной женщины, а когда удалялся от нее, предавался грусти; однако он еще не видел ее в своей жизни. Его чувства, связанные с ней, еще не познали жар фантазий. Все это были нежные грезы, маленькие восторги, простые устремления, невинные желания. С такими устремлениями можно было продолжать связь, с ними можно было и расстаться. Таких связей, когда ешь за общим столом, засыпаешь и просыпаешься в одном гостиничном номере, ездишь на одной машине или же смеешься на одном спектакле, на одном и том же фильме, гораздо больше, чем мы думаем.

Мюмтаз тоже поначалу испытывал такое отношение. Но в тот миг, когда губы Нуран оказались у его уха и когда он услышал ее голос, изменившийся от желания, так близко, все поменялось. С того момента заработала его фантазия. Огромный удивительный станок фантазии каждое мгновение выбрасывал в его воображение множество образов молодой женщины. Это была работа его тела, которая заключалась в том, чтобы обрести себя в состоянии бунта, растерянности или же в состоянии нового физического устройства и равновесия.

Сейчас дыхание Нуран пробудило в жилах молодого человека жаркую, ароматную весну и желание; жажда жизни, словно стая измученных жаждой животных, которая в полуденный зной стремится к прохладному источнику, понеслась стремительной рекой из его сердца к ней, его возлюбленной.

Тайные черви, о существовании которых мы даже не догадываемся, хранители тайны мироздания, внезапно зашевелились. Мюмтаз, эта капелька бытия, сейчас чувствовал себя широким, бескрайним морем, как Вселенная. Свое бытие он обнаружил благодаря бытию Нуран. Он жил во вселенной, созданной из мириад зеркал, и в каждом из них он видел лицо Нуран, которое было и его вторым лицом. Все: деревья, вода, свет, ветер, деревни на Босфоре, старые сказки, книга, которую он читал, дорога, по которой он гулял, друг, с которым он разговаривал, голубь, пролетевший над головой, летние цикады, голоса которых он слышал и о которых он не знал ничего, ни их размера, ни их цвета, ни их судьбы, — все это было от Нуран. Все принадлежало ей. Короче говоря, он находился под властью чар, созданных его телом и воображением. Ибо потрясающее и полное богатств создание, которое зовется женщиной с ее совершенно иной, но всеобъемлющей природой, за одно мгновение вместило в него через ухо жар своего существа.