Советистан - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Фатланд cтр.№ 87

– Конечно же есть. Теперь у нас туберкулезные клиники по всей стране. Только здесь насчитывается около 80 новых случаев ежегодно. А вот в деревнях проживает как минимум тысяч десять инфицированных туберкулезом. По меньшей мере десять процентов – это люди, страдающие агрессивной формой, которая характеризуется лекарственной устойчивостью.

После распада СССР всем республикам Центральной Азии пришлось бороться с ростом заболеваемости туберкулезом. Киргизстан – одна из наиболее пострадавших стран не только в регионе, но и на мировом уровне. Быстро распространяется форма туберкулеза с лекарственной устойчивостью – она трудно поддается лечению, которое к тому же дорого стоит.

– После распада Советского Союза ситуация ухудшилась, – сообщает врач. – Программа вакцинации также развалилась. Растет безработица, а с ней и социальные проблемы. Безработные не получают никакой поддержки, нет никаких организаций взаимопомощи. Многие из пациентов – это молодые людей в расцвете сил. К сожалению, чаще всего страдают люди в возрасте от 20 до 45 лет. Официально в России работает 700 000 трудовых мигрантов из Киргизии, большинство из них – молодые люди. Часто они проживают там в тяжелых условиях, иногда крошечную квартиру делят 20–25 человек. Разве удивительно, что они болеют? Тюрьмы также серьезный источник распространения инфекции. Заключенные живут вместе в холодных, изолированных камерах, получая при этом плохое питание. Против подобной эпидемии существует всего лишь одна панацея, а именно – предоставление работы всем гражданам и повышение заработной платы. Я сам зарабатываю чуть более ста долларов в месяц, и это считается хорошей зарплатой врача в этой стране. Стоит ли удивляться, что многие из наших докторов-специалистов уехали в Россию? Там они с легкостью могут зарабатывать по 1500 долларов в месяц.

– Очень хорошо, что по крайней мере вы здесь остались, – говорю я. – Если бы все врачи уехали в Россию, то некому было бы лечить больных.

Доктор пожимает плечами:

– Если я получу хорошее предложение, я тоже уеду.

Если вы направляетесь из Киргизстана в Узбекистан, то границу лучше переходить в сезон сбора хлопка. Обычно здесь стоят многокилометровые очереди, и если вам не повезло, то придется прождать неопределенное количество времени, претерпевая множество формальностей, а потом ожидать еще. Однако в сезон сбора хлопка на границе вы, скорее всего, окажетесь в полном одиночестве.

Чтобы народ не отлынивал от ежегодного национального мероприятия, в сезон хлопковых сборов границы закрывают для всех, кроме иностранных туристов. Каждый год сотни тысяч врачей, учителей, медсестер и других государственных служащих, а также студентов командируют на сборы хлопка – такая традиция сохранилась еще с советских времен и почитается до сих пор. Однако с небольшим отличием: в советские времена сбор происходил с помощью комбайнов, в то время как в наши дни все делается вручную, потому что некому позаботиться о ремонте и техническом обслуживании машин. Поскольку век цветения хлопчатника короток, в течение нескольких беспокойных недель все 1,4 млн га растений должны быть очищены от хлопка. В эти недели сборщики сами оплачивают свое проживание и питание, и многим приходится ночевать либо на открытом воздухе, либо на переполненных народом холодных полах. Вероятно, в прежние времена в период хлопковых сборов многие чиновники и другие лица имели возможность выехать, чтобы навестить проживающих в соседних странах родственников, но теперь с этим покончено.

– Из Норвегии? Осло? – улыбнулся мне сотрудник паспортного контроля. – Самарканд, Бухара, Хива?

Я кивнула. Новая широкая улыбка, штамп, и – оп-ля! – я уже внутри страны одной из страшнейших в мире диктатур. По крайней мере, не самой страшной. Однако самым тяжким испытанием стал не паспортный контроль, а таможня. Когда таможенник проверял мой багаж, он заинтересовался родом моей деятельности. И мне опять пришлось врать.

– Студентка! В твоем-то возрасте! – Он бросил на меня укоризненный взгляд. – Мне вот 25, а я закончил военную академию, когда мне было 22. И с тех пор работаю. Я предполагаю, ты не замужем? Это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Нет, не замужем.

Он покачал головой и передал меня своему коллеге, который обеспечивал контроль нравственности.

– Нет ли у вас порно, мисс? – с интересом посмотрел на меня таможенник, мужчина среднего возраста.

Я замотала головой.

– А как насчет Библии? Религиозной пропаганды?

Я снова замотала головой.

Чтобы удостовериться, он попросил у меня разрешения на осмотр всех имевшихся у меня книг и фотографий, после чего также тщательно изучил каждую фотографию на моем телефоне. Периодически он задавал мне вопросы: «Это из Осло? А зимой там холодно? А это ваша мать?» Когда ему на глаза попалось приложение German Reader с иконкой, изображавшей мужчину и женщину на фоне немецкого флага, он просиял, как десятилетний мальчик. Потом нажал на значок, и оттуда послышались различные варианты ответов: «Der. Die. Das.» Для проформы он попытался произнести несколько слов. И каждый раз невпопад.

– Путешествуете в одиночку?

Я кивнула.

– Не страшно?

– Узбекистан ведь не опасная страна? – спросила я.

– Нет, здесь все тихо и спокойно, но вон там… – Он кивнул в киргизском направлении. – Там опасно. Очень опасно.

Он помахал мне, и я, пройдя через шлагбаум, поспешила в Узбекистан.

– Будьте осторожны! – крикнул он мне вслед.

Огромный ресторан гостиницы был украшен как на свадьбу, но я была в нем единственной посетительницей. Посреди обеда к моему столу подошла улыбчивая блондинка. Протянув мне руку, она представилась Марией.

– Мне сообщили, что я могу вас здесь найти, – сказала она по-английски почти без акцента.

– Кто «сообщил»? – настороженно спросила я.

Меня уже предупредили о нравах вездесущей узбекской тайной полиции и о том, что все иностранцы, особенно путешествующие без групп, всегда находятся под наблюдением. В Узбекистан практически невозможно получить аккредитацию, поэтому в стране так мало иностранных журналистов и они, как правило, работают под прикрытием. В случае обнаружения они подлежат немедленной депортации. Однако это мелочи по сравнению с опасностью, которой подвергаются поставщики информации или местные журналисты: пытки, заключения в психиатрические лечебницы, регулярные убийства (которые никто даже не расследует) или длительное тюремное заключение в нечеловеческих условиях – не редкость в ряду репрессивных мер против сторонников свободы слова в Узбекистане.

– Ну конечно же секретарша! – ответила мне эта живая голубоглазая девушка. – Она сообщила мне, что здесь появился еще один турист и что я, вероятно, смогу найти вас в ресторане. Я корреспондент государственного телеканала Узбекистан 1 и в настоящее время собираю материал о частных предпринимателях Андижана.