Когда на нас обрушились все эти атаки, под самый жестокий удар попал, безусловно, Джо. Наиболее ярые республиканцы накинулись на его международный консалтинговый бизнес. Когда Джо в 1998 году после двадцати трех лет службы оставил работу в Госдепартаменте, он открыл собственную фирму-«бутик». Среди его клиентов были бизнес-корпорации, представители высших правящих кругов и некоммерческие организации, нуждавшиеся в стратегическом консультировании в сфере торговли и инвестиций в Африке и на Ближнем Востоке, где обстановка сопряжена с высоким риском. Его дипломатическая служба на Африканском континенте, во время которой он вел переговоры с диктаторами и улаживал острые конфликты, позволила ему завести личные контакты со многими африканскими лидерами. За ним закрепилась репутация человека знающего и безукоризненно честного в делах. В последние годы руководства администрации Клинтона он хотел использовать свою добрую славу с целью привлечь деловые круги Америки на Африканский континент, поскольку тогда казалось, что Африка уже стоит на грани подлинного экономического подъема, частично обеспеченного усилиями американского правительства по стимулированию торговли и более широкому выходу местных производителей на американский рынок.
Однако в новом, оруэлловском мире, в котором мы отныне жили, опыт Джо, его положение в африканском сообществе и официальные выражения благодарности от Джорджа Г. У. Буша ценились невысоко. В течение 2004 года отечественные и международные клиенты Джо один за другим стали отказываться от сотрудничества с ним, отстраняясь от его скандальной известности. Его враги узнали о некоторых его клиентах и опубликовали их имена в своих блогах правого толка, дав им тем самым нежелательную огласку. Новые бизнес-контакты сводились к нулю. Один внепартийный экспертный центр, который занимался ближневосточной политикой, даже отказался от услуг Джо в качестве неоплачиваемого «приглашенного специалиста», полагая, что любая связь с Джо неблагоприятно скажется на привлечении средств. С одним близким деловым партнером Джо встретился влиятельный деятель Республиканской партии и недвусмысленно дал понять, что дальнейшее сотрудничество с Джо может стоить ему крупного международного контракта. К счастью, партнер не убоялся такого запугивания в лучших традициях мафии и открыто послал «доброжелателя» подальше. Давняя приятельница Джо, которая руководила международной консалтинговой фирмой, указала его на своем веб-сайте в качестве старшего советника. Во время встречи с потенциальным клиентом, который оказался республиканцем со связями в администрации, она подверглась подробному скептическому расспросу о Джо и его роли в ее бизнесе. Публичные выступления Джо, от которых все больше зависел наш семейный доход, сошли почти на нет. Республиканцы — члены попечительских советов угрожали прекратить поддержку университетов, если руководство последних разрешит выступления Джо на территории кампусов. Те, кто еще был готов пригласить Джо для выступления, просили, чтобы он выступил бесплатно, одаривая его в благодарность сувенирной кружкой или декоративной тарелкой. Подобные массированные атаки в конце концов сказались и на продаже книги Джо.
Моя мать с трудом представляла себе, что нам приходилось преодолевать, но всегда стремилась помочь нам и однажды высказала надежду, что у Джо когда-нибудь будет «настоящая» работа. Я стала защищать его, но в душе понимала, что она имеет в виду нормальную работу с надежным доходом. Она была не в состоянии понять, что все наши силы уходили лишь на то, чтобы попросту держаться на плаву и не сдавать позиции. К концу лета бизнесу Джо, в значительной степени основанному на личном контакте и взаимном доверии, был нанесен столь тяжкий урон, что он, можно сказать, впал в кому. Наш доход теперь целиком состоял из моей зарплаты в правительственном учреждении, а работала я на неполной ставке. Счета, разумеется, поступали, как прежде, неукоснительно.
В свете шаткого финансового положения нашей семьи и ухудшения политического климата мысль о том, чтобы взять продолжительный отпуск, была, вероятно, не самой своевременной, но именно это я и решила сделать. Я не была уверена, как долго еще смогу существовать в режиме «держаться до конца». Целая серия ударов: решение Управления отказать нам в обеспечении охраны, последовавший за этим чудовищный отчет КР с его «Особыми мнениями», неспособность или нежелание моего коллеги выступить с правдивыми показаниями на заседании КР и, наконец, крупномасштабные атаки в СМИ — все это было выше моих сил. К этому нужно добавить мое растущее с каждым днем неприятие войны в Ираке. Там все больше набирало силу сопротивление, а дорога между аэропортом и «Зеленой зоной» в центре Багдада стала настоящей «дорогой смерти»: на этом участке длиной всего десять километров почти каждый день люди становились жертвами самодельных взрывных устройств и повстанческих засад. Я с трудом могла оправдать отправку молодых и недостаточно подготовленных сотрудников ЦРУ для подавления неуловимого сопротивления и ведения дальнейшей «охоты за ОМУ». Сотрудники ЦРУ хоть и имели военную подготовку, но солдатами они не были. Нападения по дороге в аэропорт происходили так часто, что посольство США в декабре запретило поездки по ней для своих сотрудников. Наша политика оказывалась неэффективной на всех уровнях, и все сотрудники, находившиеся в моем подчинении, были словно парализованы, будучи не в состоянии контролировать ход событий в Ираке. Я жила в жутком напряжении. Ничто не приносило облегчения ни дома, ни на работе. Раздумывать и планировать было некогда — только реагировать на происходящее.
Я чувствовала себя очень виноватой, когда думала о своих малышах, которые почти не видели отца и которым приходилось иметь дело с задерганной, несдержанной матерью. Я то орала на них, как базарная торговка, то заливалась слезами, если они отказывались залезать в ванну, когда я им велела. Я не хотела еще больше обременять Джо известием о том, что я близка к срыву, и постаралась представить дело так, будто мне просто необходимо время, чтобы, так сказать, перегруппироваться. Помнится, я выразилась в том духе, что мне хочется отдохнуть и оказать ему поддержку в его борьбе. Но что мне по-настоящему было нужно — это немного тишины и покоя, чтобы вновь обрести почву под ногами. Таким образом, несмотря на тяжкие опасения и полное смятение всех чувств, в августе я подала заявление и получила соответствующее разрешение ЦРУ оставить на полгода работу и уйти в так называемый неоплачиваемый отпуск.
Я лелеяла надежду на то, что этот перерыв немного ослабит напряжение нашей безумной жизни, но, как говорится, куда ни пойдешь, от себя не уйдешь. Свободное от работы время заполнилось мыслями о том, что наша жизнь вышла из-под контроля и что я не вношу должного вклада в семейный бюджет. В середине августа Одри, литературный агент Джо, устроила в нашу честь коктейльный прием в своем фамильном поместье на острове Мартас-Виньярд. Я предвкушала возможность уехать из Вашингтона и провести несколько дней с Джо. В приглашениях значилось небольшое выступление Джо, после чего отводилось время для вопросов и ответов. За день до вечеринки, во время ланча на городской пристани, Одри сообщила нам, что многие из ее давних друзей позвонили, чтобы отменить свой визит. Самые честные в качестве причины назвали Джо. Другие просто отклонили приглашение без объяснений. После ланча до меня внезапно дошло, что мы официально стали париями.