— Иди скорее сюда. У меня чудесные новости.
Марууани обошла дерево со стороны корня, небрежно причёсывая свои длинные волосы и делая вид, будто не особо-то ей и любопытно, в чём дело, но когда она увидела нас обоих совершенно нагими, брови её поползли вверх.
— Вид у вас такой, — промолвила она, не сводя глаз с меня, — словно вы получили большое удовольствие.
— Именно так оно и было! — заявила Сверчок, смакуя каждое слово. — Получили удовольствие... друг от друга. Послушай... — Тут она придвинулась поближе и стала нашёптывать подруге на ушко что-то такое, отчего глаза последней с каждым мгновением раскрывались всё шире. Лёжа неподалёку и зная, что меня вовсю обсуждают, я чувствовал себя каким-то диковинным морским существом, выброшенным на берег и повергнувшим всех в изумление.
— Он это сделал? — донёсся до моего слуха приглушённый вопрос Марууани, а потом, после сбивчивого, неразборчивого перешёптывания, последовал ещё один: — А он может?..
— Конечно может, — ответила Иксинатси. — Почему бы и нет? Тенамакстли? Ты совершишь акуарени с моей подругой Марууани?
Я смущённо прокашлялся.
— Хм... вообще-то я показал тебе кое-что, необязательно требующее моего участия. Так что, пока я буду восстанавливать силы, займись со своей подругой предварительной подготовкой.
— Ты прав, — тут же согласилась Сверчок. — В конце концов, у нас ведь не всегда будут под рукой мужчины, с готовыми к делу «жезлами». Ну-ка, Марууани, снимай свою набедренную повязку и ложись сюда.
Марууани не без опаски повиновалась, и Иксинатси растянулась рядом с ней, — обе они находились поблизости от меня. При первом интимном прикосновении Марууани вздрогнула и пискнула.
— Спокойно, — промолвила Сверчок с уверенностью обретённого опыта. — Вот как это делается. Сейчас ты сама почувствуешь.
Ещё немного, и мне выпала возможность полюбоваться любовной игрой двух гибких, лоснящихся морских кугуаров. Во многом это походило на соитие настоящих животных, но выглядело более грациозно и волнующе, благодаря сплетению длинных, изящных рук и ног. Разумеется, сие возбуждающее зрелище ускорило восстановление моих сил, так что к тому времени, когда Марууани подготовилась принять меня, готов был и я сам.
Повторяю: я был влюблён в Иксинатси ещё до того, как мы вступили с ней в связь, и уже решил для себя, что, когда буду покидать остров, заберу с собой и её, и её маленькую дочурку. Постараюсь уговорить, а не получится, увезу силой, словно дикий йаки. И теперь, выяснив, насколько редкостно и чудесно приспособлена Сверчок для любовного действа, исполнился ещё большей решимости.
Но я человек. И я мужчина. Поэтому я неизлечимо, ненасытно любопытен. Я не мог не задаваться вопросом, все ли островитянки обладают теми же особенностями телосложения, что и Сверчок. Хотя та молодая женщина Марууани была миловидной и привлекательной, меня вовсе не тянуло к ней после того, что я испытал с Иксинатси. Однако, наблюдая за взаимными ласками двух молодых женщин, я не мог не почувствовать возбуждение, которое переросло в неразборчивое вожделение. Ну а поскольку Иксинатси сама настойчиво подталкивала меня совокупиться с её подругой в её присутствии, так оно и произошло.
* * *
Таким образом, моё пребывание на островах затянулось на неопределённый срок. Иксинатси и Марууани разнесли весть о том, что в жизни есть нечто большее, чем только работа, сон и порой самоудовлетворение, и остальные островитянки, естественно, тут же захотели и сами опробовать хвалёное новшество. Возражения бабушки Куку (надо думать, впервые за всё время её правления) были отметены, но когда мудрая старушка поняла, что это занятие придаёт женщинам бодрости, улучшает настроение, а значит, и помогает в работе, она смирилась с новым положением дел. Правда, с её стороны последовало категорическое требование совершать акуа-рени только в ночное время, но тут у меня возражений не имелось. Днём я отсыпался и восстанавливал силы.
Замечу попутно, что я ни за что не стал бы ублажать ни одну другую женщину, выкажи Сверчок хотя бы намёк на ревность или собственническое чувство. Я занимался этим главным образом потому, что она, по всей видимости, радовалась возможности просветить на сей счёт своих сестёр и, казалось, гордилась тем, что это делает «её мужчина». По правде говоря, я бы предпочёл ограничиться лишь ею одной, ибо искренне и глубоко, как, может быть, никого более, любил её, и знаю, что Сверчок тоже любила меня. Даже Тирипетси, поначалу робевшая перед мужчиной и дичившаяся меня из-за непривычного соседства, стала относиться ко мне с любовью, с какой девочки в других местах Сего Мира относятся к своим отцам.
Кроме того (и это очень важно), тела других островитянок не обладали теми же восхитительными телесными особенностями, как тело Иксинатси. То были самые обыкновенные женщины, такие, с какими я имел дело всю жизнь. Сверчок стала для меня самой желанной, и у неё просто не могло быть соперниц, поэтому интимные услуги другим женщинам я оказывал исключительно по её желанию, ну и по их горячим просьбам тоже. Но я делал это скорее по обязанности, чем с пылом, и даже установил своего рода очерёдность — проводил с желающими каждую вторую ночь, остальное же время посвящал Сверчок. И вот эти ночи были поистине ночами любви.
Может быть, потому что я и раньше (а уж теперь тем более) редко испытывал недостаток в женщинах, у меня возникло своего рода пресыщение, а к Иксинатси меня тянуло именно в силу её необычности. Однако очевидно одно: наши взаимные ощущения разжигали пламя, какого я не помню даже по самым сладострастным дням юности. Что касается моей дорогой Сверчок, то она сама, я уверен, не имела ни малейшего представления о том, насколько превосходит в этом отношении обычных женщин. Ничто не могло навести её на мысль о явленной ей при рождении особой милости богов. Конечно, не исключено, что таким образом боги отметили не её одну и какая-нибудь престарелая повитуха, перевидавшая за свою жизнь бесчисленное множество женщин, могла бы рассказать, что некогда встречала роженицу со сходными особенностями телосложения.
Но меня это не волновало. Отныне мне не было нужды искать и желать любую другую, сколь угодно совершенную возлюбленную, ибо я обладал лучшей из всех возможных. И ещё я был уверен, что Иксинатси во время наших частых и страстных соитий испытывала восторг, превосходящий наслаждения, которые богиня любви дарует любой другой женщине в мире. И сам я тоже. Ййо, аййо, как же мы наслаждались!
Между тем мне довелось, по меньшей мере единожды, вступить в близость с каждой жительницей островов, созревшей в достаточной степени, чтобы оценить этот опыт. Хотя наши акуарени всегда происходили в темноте, я знаю, что совокуплялся и с более чем зрелыми женщинами, но — за что был благодарен — настоящих старух вроде Куку между ними не встречалось. Я вполне мог бы потерять счёт облагодетельствованным моими «уроками» женщинам, если бы не получал компенсацию за свои услуги. В конечном счёте у меня скопилось шестьдесят пять самых крупных и совершенных жемчужин урожая того года. Благодарить за это следовало Иксинатси, настоявшую на том, что это честный обмен и за учёбу нужно платить.