Осень ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 106

— А как это делается с любовью? — спросила она, неожиданно заинтересовавшись.

— Ну в общем... влюблённые могут начать доставлять друг другу удовольствие задолго до того, как дело дойдёт до введения «жезла плоти». Ты говоришь, что у тебя любящее сердце, но, наверное, не знаешь, что у тебя также есть и кинуча. Причём бесконечно более способная чувствовать и откликаться на чувство, чем кинуча любой раковины.

Я указал на это место, и Сверчок, похоже, сразу утратила всякий интерес.

— А, это.

Женщина развязала своё единственное одеяние, подвинулась так, что луна светила ей прямо в пах, раздвинула пальцами лепестки типили и, бросив равнодушный взгляд на свой похожий на жемчужину ксакапили, сказала:

— Детская игрушка.

— Что?

— Любая девочка очень рано узнает, что эта часть её тела довольно чувствительна, и извлекает из этого некоторое удовольствие. Да, именно так, Тенамакстли, как это делаешь ты сейчас кончиком пальца. Но по мере того как девушка взрослеет, ей приедается эта детская забава, и она находит её недостойной женщины. К тому же, как предостерегает нас Куку, такие действия истощают силы и выдержку. Конечно, бывает, что этим занимаются и взрослые женщины, я сама это порой делаю — именно так, как ты делаешь сейчас со мной, — но только для разрядки, когда устала или чем-то расстроена. Это всё равно, что почесать, где зудит.

Я вздохнул.

— Зуд, запор... Какие ужасные слова ты используешь, когда говоришь о чувстве, которое может быть самым возвышенным из всех. А ваша престарелая Куку ошибается. Любовные игры не истощают, а, наоборот, добавляют бодрости и помогают добиваться успеха во всех прочих делах. Но ладно, это так, к слову. Ты мне вот что скажи. Вот сейчас я ласкаю тебя там. Похоже это на то, как ты сама это называешь, «почесать, где зудит»?

— Н-нет, — призналась она дрогнувшим голосом. — То, что я чувствую... это совсем другое...

Стараясь подавить собственное возбуждение и придать голосу рассудительность производящего осмотр тикитля, я спросил:

— Но тебе приятно?

— Да, — тихонько ответила Сверчок. — Да, — повторила она, когда я целовал её соски. — Да, — еле слышно прозвучало снова, когда мои губы спускались ниже, по её отливавшему лунным блеском телу.

Я поцеловал Сверчок там, где была моя рука, потом вынул руку. Женщина встрепенулась и выдохнула:

— Нет! Не надо... это не то, как... о да, это так! Да, Тенамакстли! Ну же! Давай!

Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, и когда Сверчок вновь заговорила, она дышала так, как будто только что поднялась из морских глубин:

— Юликики! Никогда... когда я сама... ни разу ещё не было так!

— Давай наверстаем это досадное упущение, — предложил я и дважды сделал то, что увлекло Сверчок в глубины — или вознесло на высоты, — и лишь потом дал ей понять, что мой «жезл плоти» готов, если она пожелает его принять. И тогда меня заключило в объятия и поглотило существо, столь же гибкое, грациозное и проворное, как пребывающий в своей природной стихии морской кугуар.

И вот тут-то я, до этого момента уверенный, что ни одна женщина никоим образом никогда не сможет ничем меня поразить, обнаружил в Иксинатси нечто совершенно новое. Обнаружить это раньше было невозможно, ибо её восхитительное отличие от остальных женщин заключалось в особенностях строения интимных органов. Должно быть, когда боги решали, какой быть ещё находившейся в ту пору в материнском чреве девочке, добрая богиня весны, любви и цветов сказала:

«Позвольте мне одарить эту девочку Иксинатси одной маленькой особенностью, дабы, став женщиной, она могла совершать акуарени со смертными мужчинами столь же радостно и сладострастно, как это доступно мне самой».

По существу, богиня произвела в строении тела Сверчок лишь одно маленькое изменение, но — аййо! — клянусь, что при соитии оно усиливало и обогащало мои ощущения невероятным образом.

Мы, ацтеки, называем богиню любви Хочикецаль, но у пуремпеча, как и у этих островитянок, она известна под именем Петсикури. Однако как бы её ни звали, сделала она вот что — сместила у Сверчок наружное отверстие типили несколько назад по сравнению с положением этого органа у других женщин. В результате получилось, что и внутренний канал типили шёл в её теле не прямо вверх, но вверх и вперёд. Когда мы с ней, лицом к лицу, слились воедино и я ввёл тепули в это отверстие, он скользнул внутрь вдоль упомянутого изгиба. Таким образом, когда я вошёл в неё полностью, венец моего тепули оказался обращённым назад, ко мне, или, точнее, к внутренней стороне её пупка.

На моём родном языке науатль тело женщины нередко почтительно называется шочитль — «цветок», а её пупок — йолошочитль, или «центр бутона». Когда я пребывал внутри Иксинатси, мой тепули буквально стал стеблем этого бутона. Степень нашего с ней слияния оказалась столь велика, а взаимные ощущения — столь сильными и яркими, что это воспламенило меня в такой степени, что прежде я даже и не предполагал, будто подобное возможно.

Создавая женские органы Иксинатси, добрая богиня даровала Сверчок, а заодно и мне самому ещё одну возможность усилить наше взаимное наслаждение любовным актом. В силу некоторого смещения её типили назад получилось так, что, когда мой тепули полностью проник туда, моя лобковая кость оказалась прямо напротив её чувствительной жемчужины ксаапили, прижавшейся к кости вплотную. Так что когда мы с Иксинатси раскачивались и извивались, сжимая друг друга в объятиях, её маленькая розовая жемчужина тёрлась о меня, набухая, усиливая и без того страстное возбуждение до подлинных пароксизмов блаженства. Всё более страстная реакция со стороны Сверчок, естественно, подогревала и меня, так что мы с ней в равной степени возносились к вершинам наслаждения и кончили одновременно, достигнув почти обморочного экстаза.

Когда всё закончилось, Сверчок, благодаря разработанным лёгким, удалось восстановить дыхание гораздо быстрее, чем мне, и, пока я вяло лежал на земле, Иксинатси скользнула в свою пещерку под деревом и, вернувшись, вложила что-то мне в ладонь.

Это светилось в лунном свете, как кусочек самой луны.

— Кинуча означает «любящее сердце», — сказала Сверчок и поцеловала меня.

— Одной этой жемчужины, — откликнулся я слабым голосом, — тебе хватило бы на покупку очень многого. Например, целого дома. Очень хорошего дома.

— Я бы всё равно не знала, что делать с домом. Зато я знаю теперь, как получать удовольствие от акуарени. И жемчужина — это моя благодарность за то, чему ты меня научил.

Прежде чем я успел набрать воздуха, чтобы заговорить снова, она выпрямилась и, обращаясь к молодой женщине, жилище которой находилось по другую сторону древесного ствола, позвала:

— Марууани!

Я подумал, что Сверчок хочет извиниться за устроенную нами, явно непривычную для соседей возню, но она требовательно позвала: